– …обошлось в три золотых, – шептал старческий голос, – он обожает рулетики с ветчиной. Но на всякий случай подсыпьте и в мальзийский салат, лишним не будет.
Что-то прошуршало, послышался приглушённый звон монет, затем каблучки торопливо застучали в сторону лестницы, а шаркающие шаги удалились в противоположном направлении. Эртрайт ещё с минуту подождал для верности, затем выскользнул из-за шторы и направился вслед за девицей, ступая бесшумно, как на охоте. Когда дело касалось жизни или здоровья его старшего брата, Райт вмиг становился собранным и серьёзным.
Махом взлетел по лестнице, проскочил мимо диванчика и, заслышав голоса поднимающихся навстречу людей, степенно, с достоинством, зашагал вниз по второй лестнице.
– Ваша светлость… – завидев Райта, облегчённо выдохнул градоначальник, поднимавшийся навстречу с подсвечником в руке, и лжегерцог невольно отметил, что хозяин почему-то бледен и напуган, – с вами все в порядке… Уф, слава богам!
– В чём дело?! – не выдавая своей встревоженности, надменно спросил Райт. – А моего секретаря вы не видели?
– Да он уже внизу, и лекарь ваш тоже там. – Для непосвящённых Гизелиус был просто личным врачевателем герцога. – А вот вас мы потеряли… лакей, бестолковая душа, прибежал, напугал…
Он возмущённо оглянулся на плетущегося следом слугу, и тот, как по волшебству, исчез из виду.
– Я тут на диванчике немного посидел… уютное местечко, – неуклюже соврал Эртрайт, не найдя никакого более приемлемого объяснения своему отсутствию, но градоначальник неожиданно поверил.
– Да-да, я давно говорю Жаннет, нужно там ещё один светильник повесить, а она спорит… женщины такие упрямые…
Тут он, наконец, сообразил, что от испуга и волнения говорит какую-то чепуху, да и вообще держит высокого гостя на лестнице, и с извинениями побежал вниз, старательно держа подсвечник повыше, чтобы освещать Райту путь.
Дорданд и Гизелиус уже несколько минут околачивались возле дверей столовой вместе с остальными домочадцами градоначальника, старательно делавшими вид, будто не замечают герцогских «слуг». И совершенно справедливо негодовали на неизвестно где застрявшего Райта, хотя вовсе не страдали от недостатка внимания и почестей, наоборот, несказанно наслаждались возможностью понаблюдать за подданными в естественной обстановке.
Особенно радовался герцог, никогда в жизни так близко не видевший ту сторону жизни подданных, которую обычно от него старательно прятали. Например, лакея с подозрительно серой тряпкой, торопливо вытиравшего с натёртого паркета капли лимонного соуса, пролившиеся с огромного блюда, на котором возлежала заливная рыбина. Двое поварят еле протащили это произведение поварского искусства мимо собравшихся гостей. Никогда не приходилось герцогу следить и за торопливой вознёй стайки молоденьких девиц, украдкой что-то поправлявших в причёсках и туалетах друг друга. И при этом сердито препирающихся звонкими шёпотками, разносившимися по всему залу.
И потому Дорд не сразу рассмотрел, что Райт выглядит вовсе не так, как обычно. То есть не улыбается искромётно и не смотрит на всех со счастливым выражением шаловливого щенка, а очень правдоподобно изображает его самого, холодно поглядывая на всех с еле заметной подозрительностью.
Герцог вполне мог бы похвалить кузена за отличную актёрскую игру, если бы не так хорошо его изучил. И едва заметив происшедшие в поведении друга изменения, сразу сообразил – Райт нисколько не играет и встревожен не на шутку. А заметив на плечах безукоризненно чистого камзола лжегерцога следы пыли и даже паутинку, Дорд немедленно сделал вывод, что кузен куда-то случайно вляпался. Хотя даже представить себе не мог, какую неприятность можно найти по дороге от гостиной, где, по сообщению магистра, задержался кузен, до этого зала.
Однако выяснять, что именно произошло, не было ни времени, ни возможности – домочадцы градоначальника уже обступили гостя тесной толпой, и глава семьи представлял их лжегерцогу по степени старшинства. Стоящий чуть в сторонке Дорд имел отличную возможность рассмотреть сие действие в подробностях и тихо порадоваться, что вовсе не ему приходится придумывать ответные комплименты и шутки для каждой из толпы представленных девиц. Среди них было трое дочерей градоначальника, и ещё одна девица приходилась ему племянницей. Остальные две или три прелестницы, очевидно, являлись родственницами именитых горожан, которым глава города по какой-то причине не мог отказать в такой малости – показать их племянницам и дочкам живого герцога.
Разумеется, жена градоначальника, высокая и надменная дама, недовольно поглядывавшая на мужа, вовсе не рада была конкуренткам собственных дочерей, и наверняка у градоначальника все семейные неприятности оставались ещё впереди. Зато остальные гости – начальник городской охраны, директор гимназии и несколько чиновников, зашедших якобы случайно, но в праздничных мундирах и камзолах и при всех орденах и регалиях, – имели вид козлов, обнаруживших открытую калитку в усыпанный плодами сад.
Эртрайта, вынужденного подать руку старшей дочери градоначальника, проводили на самое почётное место во главе стола, и остальные девицы тут же очень ловко заняли все ближайшие места. Бедолага и слова произнести не успел, как оказался в самом центре роскошного букета из шелков, кружев, драгоценностей, оголённых плеч и замысловатых причёсок.
Рядом с девицами так же находчиво устроились их родители и именитые горожане, и когда ошарашенный этой пронырливостью Эртрайт поискал взглядом друга и учителя, то с ужасом обнаружил их сидящими на другом конце длинного стола.
Он досадливо нахмурился, легко сообразив, что ничего изменить уже не сможет. Нужно было заранее предупредить хозяина, что секретарь тоже лорд, а лекарь по правилам должен сидеть рядом, однако теперь это прозвучит вопиющей невежливостью.
Но вот как умудрялся Дорданд непременно позаботиться о брате и магистре, ведь Райту не припоминается ни одного мероприятия, на котором его и Гизелиуса посадили бы не рядом с герцогом?!
Просто Дорд всегда помнит про кузена, со стыдом и огорчением признал самозванец, а вот сам он в какой-то момент растаял от восхищённых девичьих взглядов и позволил собой распоряжаться. Потому и оказался вдали от друзей.
Значит, и выкручиваться придётся самому, а для этого нужно взять себя в руки, решил Эртрайт и с изумлением обнаружил, что, пока он отвлёкся на самокритику, девицы вовсе не теряли времени даром. С милыми улыбками радушных хозяек они успели загрузить тарелку гостя самыми изысканными закусками, и, разумеется, словно случайно, почти половина угощения оказалась рулетиками.
– О, рулетики из ветчины! – Обозлившийся на самого себя за неповоротливость Райт растянул губы в «счастливой» улыбке и обратился к сидящим за столом: – Господа, поскольку я сегодня не имею возможности выпить с вами за гостеприимного хозяина…
Тут он изобразил на притворно опечаленной физиономии многозначительное выражение, как бы намекающее на особые, известные всем обстоятельства, и закончил неожиданным предложением:
– А потому предлагаю мысленно чокнуться рулетиками!
Гизелиус, и без того рассерженный на ученика, позабывшего под обстрелом девичьих глазок все его наставления, даже вилку уронил от возмущения. Да если тут есть хоть один чиновник, когда-либо видевший Дорда на торжественных приёмах, он же сразу разгадает подлог!
Но сам Дорданд, не спускавший с кузена взгляда с того самого мгновенья, как осознал причину его странного поведения, был совершенно иного мнения. Плевать ему на разоблачения и на переглядывания гостей, изумлённых таким необычным предложением герцога. Зато теперь предельно ясно – Райт откуда-то прознал, что в рулетиках будет некое снадобье… и, стало быть, покушались именно на него, на Дорда! Значит, и вино он потому же отказался пить, объявив об этом так ловко, что теперь никто и предлагать не решится.
А подданные герцога очень быстро справились с лёгким шоком и вмиг расхватали оставшиеся рулетики, до секретаря и лекаря дошло лишь пустое блюдо – гости даже пучки зелени, положенные поваром для украшения, прихватили.
И тут Райт как бы случайно рассмотрел полупустую тарелку сидевшей рядом девицы, имени которой он не успел запомнить, и не обнаружил среди закусок ни одного рулетика! Какая несправедливость!
Лжегерцог с самым огорчённым видом поддел вилкой рулетик с собственной тарелки и переложил соседке. А после с самым умилённым выражением проследил, как она его изящно поглощает за здоровье собственного папеньки.
Затем пришла очередь соседки справа, а после и остальных девиц. Герцог даже привстал с места, чтобы дотянуться до каждой прелестницы. И по пути не забыл положить им по щедрой ложке мальзийского салата, приготовленного из печени очень редкой и потому дорогой рыбы.
