– Ты…
– Ну, мне подумалось, что здесь тебе будет удобней.
Он все-таки отпустил Таннис.
Удобней.
Вот только обрадуется ли хозяин комнаты, застав в ней незваную гостью? Что-то Таннис сомневалась. Кейрен же, сняв пиджак, отправил его на спинку кресла и взялся за жилет. Таннис молча смотрела, как он расстегивает пуговицы, стаскивает, хмурится, заметив крохотное пятнышко…
Садится на диван и, закинув ногу за ногу, расшнуровывает туфли.
А вот носки оставил… тоже белые… Таннис вынуждена была признать, что белые мужские носки выглядят оригинально, особенно в сочетании с черными подтяжками.
– Ты… что делаешь? – поинтересовалась она, когда Кейрен решительно взялся за штаны.
– А на что похоже?
Свернутый ремень лег на стол.
– Таннис, времени у нас не так и много, так что не стой столбом, раздевайся…
…на нем остались теплые с начесом подштанники очаровательного бледно-голубого оттенка и длинная рубашка.
– Раздеваться? – Таннис осмотрелась.
Из тяжелого в комнатушке был лишь яшмовый шар, но таким и голову пробить можно, тем более что эту голову уже пробивали раз. А смерти Кейрену вопреки всему она не желала.
– Ага, вон, сядь на диван, если легче будет…
Сесть. А потом, надо полагать, и лечь… полежать с полчасика… а может, и раньше управится? Стеллка таких клиентов, которые управлялись быстро, очень любила.
Тьфу ты, что за пакость в голову лезет?
Кейрен же, стащив рубашку, зябко повел плечами. Все-таки он неприлично тощий для мужика. Вон и ребра торчат, и хребет выпирает, а лопатки того и гляди бледную шкуру прорвут.
– Ну? – Он обнял себя.
Худой. И жилистый.
– Что «ну»?
– Мне же холодно так стоять, – обиженно проворчал Кейрен, засовывая руки в подмышки. – Раздевайся…
– И погреть тебя?
– Я бы не отказался. – Кейрен покосился сначала на диван, потом на мундир и со вздохом вынужден был признать: – Но боюсь, что дядя не одобрит.
– Дядя?
– Ну… вообще-то это как бы секрет, но… Тормир – мамин брат… двоюродный… поэтому и согласился. Я поручился, что ты будешь сидеть тихо.
Улыбаться Кейрен перестал, а вот кожа его пошла сыпью.
– Есть подозрение, что тебя попытаются достать и здесь. Поэтому, снимай платье, будем делать из меня девицу.
– Ты собираешься…
Немыслимо.
Он или сумасшедший, или блаженный. Или действительно тот давний удар по голове сказывается.
– Стать тобой. На сутки всего. Мы пустили слух, что завтра тебя перевозят во дворец…
…и оставили Грязному Филу время, чтобы решиться.
– Видишь ли, Таннис, кое-что произошло. – Он все-таки сел на диван и, наклонившись, поскреб стопу. – Мы нашли Грента. И того, второго, который бомбу в дом принес…
– Томаса?
– Да, точно, Томаса. Но вот беда, они оба мертвы.
Мертвы? Томас – ладно, Таннис и сама не верила, что его оставят в живых, но Грент…
– Погиб еще один… человек.
Не человек. Тот, кто делал заряды.
– Кто-то очень умело зачищает хвосты.
– И я…
– Ты не представляешь опасности. Те, кого ты знала, мертвы, но я предполагаю, что от тебя все-таки попытаются избавиться, просто на всякий случай. А значит, есть шанс зацепить того, кто придет за тобой.
– Хочешь, назову имя?
– Назови, – согласился Кейрен. – Ты его уже называла. Но ты же понимаешь, что этого недостаточно. Мои подозрения – это лишь подозрения, а твои слова…
– Я поняла.
Кто она, Таннис, такая, чтобы свидетельствовать против уважаемого полицейского?
– Верно. – Кейрен поежился. И надо бы раздеваться, но… он не отвернется, а Таннис стесняется. Не себя, но волос своих, обрезанных под корень, длинной грубой рубашки и себя тоже, потому что… не знает почему. Ей ведь плевать на Кейрена.
Он чужой.
И какая разница, что подумает?
– К счастью, мне удалось убедить дядю. – Кейрен ущипнул себя за мочку уха. – Он дал шанс, но… только один, Таннис.
– А если тебя…
Убьют. Он ведь ждет честной схватки, а не удара в спину.
– Ты в любом случае получишь свободу. Там, на столе, конверт найдешь. В нем документы. Новое имя и… деньги тоже. Твои, Таннис, деньги. От них ты не откажешься?
Она не дура от денег отказываться. Гордость гордостью, а здравый смысл здравым смыслом. Кейрен же продолжал говорить:
– И адрес найдешь. Квартиру я снял на год. Пообживешься. Сначала просто присмотрись, пойми, чего тебе хочется, а там уж… ты умная девушка, сообразишь, что к чему. Если захочешь уехать, никто останавливать не будет, но… дядю поставишь в известность. Он за тобой присмотрит.
Не хватало, чтобы за ней глава полицейского управления присматривал, без такой заботы Таннис точно обойдется.
– Не хмурься. Присмотрит. Он слово дал, и… вдруг тебе помощь понадобится? Хотя бы для переезда. За Перевал пускают не всех. Да и там не так все просто.
– Спасибо, но… я и сама управилась бы.
– Нет. – Кейрен встал. Он высокий, и все равно Таннис выше, пусть и ненамного. – Что бы ты ни сказала, тебе не поверят. Филипп это знает. И надавить, пригрозив судом, не получится. Он же должен понять, что влип и что единственное спасение – сдать хозяина.
Кейрен коснулся чепца и попросил:
– Сними ты это убожество.
Таннис сняла и стиснула зубы. Если отвернется… то пусть себе отворачивается. Ей-то что за дело? Главное, Кейрен слово сдержит, Таннис отпустят, а… а волосы отрастут.
– Прости, – он мягко коснулся ежика, – я не знал.
– Все нормально.
– Не нормально. – Кейрен вдруг обнял. – Я приказал, чтобы о тебе позаботились, посчитал, что этого довольно…
– Они и позаботились. – Оттолкнуть его не вышло, хоть и тощий, но сильный, гад. – Волосы часто стригут, чтоб… вшей не было. И блох. И клопов. Да и ерунда… отрастут.
Кейрен держал ее одной рукой, а второй гладил, и от этой ласки засвербело в носу. Таннис все-таки всхлипнула, уткнувшись в острое его плечо.
– Отрастут… конечно, отрастут… и ты все равно красивая. Не отворачивайся, пожалуйста…
– Отпусти.
– Ни за что. – Он нежно поцеловал в висок. – Я тебя поймал. Ты моя, понятно?
– Только если сама захочу.
– Захочешь.
– Уверен?
– Конечно. Сама подумай. Я молод. Хорош. Умен. Образован. Обладаю легким характером. И состоятелен, что тоже немаловажно. Карьеру сделаю, дядя утверждает, что у меня перспективы хорошие… если, конечно, доживу.
– А еще скромный, аж дух захватывает. – Таннис все-таки улыбнулась. Нет, он совершенно сумасшедший. И теплый.
Пока, но ведь мерзнет, вон какая кожа, в пупырышках…
– Таннис… я ведь могу и не уйти…
Он сам отстранился.
– Давай, я подожду там? – Кейрен указал на дверь в ванную комнату. – Только поторопись. А то я точно околею. Сменная одежда на диване. Я на свой вкус выбрал, надеюсь, подойдет… но про чепец не подумал.
Ничего, Таннис как-нибудь обойдется без чепца. В конце концов, положа руку на сердце, ей глубоко плевать на остальных. А Кейрен ее лысой не испугался.
Раздевалась она быстро, с немалым наслаждением избавившись от тюремной одежды.
– Ты… это нарочно? – Таннис подняла нижнюю рубашку из тончайшей бязи, отороченной кружевом.
Нарочно. Эта рубашка выглядела отвратительно развратной и… чудесной.
– Я верну тебе деньги. – Таннис все же решилась.
– Конечно, вернешь, – отозвался Кейрен. – Потом…
Прохладная ткань ласкала кожу, кружево было колючим, но не неприятно. А Стелле бы понравилась, вон, все тело просвечивает, но как-то так… красиво. Таннис провела по бязи ладонями, наслаждаясь мягкостью, и подняла шелковые чулки с тончайшим, почти незаметным швом…
…платье шерстяное, цвета осеннего багрянца, с квадратным низким вырезом, из которого видна кромка кружев нижней рубашки, и рядом мелких пуговок, расположенным сзади.
– Ты нарочно? – Она повернулась спиной к Кейрену.
На нем тюремное платье сидело столь же отвратительно, как и на ней.
И ничуть он на женщину не похож. Кого они обмануть думают? У Грязного Фила чутье. И приказ, который он мог бы исполнить еще тогда, когда Кейрен ушел. И почему не исполнил? Или тогда приказа не было?
– Конечно, нарочно. – Кейрен, наклонившись, коснулся шеи губами. – Тебе очень идет… и корсет не нужен. Ты и без корсета хороша.
– Подхалим.
– Еще какой. – Он ловко застегивал пуговки. – Но тебе действительно идет. Посмотри.
Кейрен развернул ее к зеркалу.
…лысая… смешная… и все-таки…
– Ты хорошо держишь осанку.
…леди Евгения была бы довольна, но вот вырез…
– Великоват, – согласился Кейрен, когда Таннис попробовала подтянуть платье повыше, она чувствовала себя почти голой. – Но это легко поправить. Не трогай.
Он подал коротенький жакет из черного бархата.
– Вот так хорошо.
Хорошо. И вправду ведь хорошо, Таннис будто бы не на себя смотрит. Неужели вот эта женщина в зеркале – она?
Леди? Войтех удивился бы, увидев ее такой. О Войтехе подумалось с грустью, но без прежней саднящей боли.
