Ознакомительная версия.
– Выберемся – я тебя укушу, – клятвенно пообещала «наглая и языкатая».
– А отчего не сейчас?
– А чтобы не промахнуться. Подожди, я перекинусь. – Из темноты в Виктора полетела рубашка. А спустя несколько секунд о его ноги потерся лохматый бок…
– Уф-ф-ф… – Жози устало опустился на нижнюю ступеньку стеллажной лесенки и утер со лба несуществующий пот. Затем выудил из жилетного кармана здоровенные часы на цепочке и щелкнул серебряной крышкой. – Вовремя вытурил…
Он сильно сомневался, что куратор его библиотеки, госпожа хранительница Лоренсия Скрипто, обрадуется появлению чужаков в этих стенах. Насколько андрогину известно, в мире существует всего четыре подобных книгохранилища. То, в котором волей судеб оказался он, считалось самым большим, вмещая в себя сотни и сотни художественных произведений и философских трактатов, незаслуженно забытых или безвозвратно утраченных людьми. И куратором этого собрания значилась, по скромному мнению Жози, канцелярская фурия, трясущаяся над книгами, словно мифический Кощей над златом. И как только Аммадеус с ней уживался? Жаль, что старика уже нет в живых. Ох, а ведь грядущий визит хранительницы наверняка именно с этим и связан. Спешит сообщить сию прискорбную новость. Жози поднялся на ноги и задумчиво потер подбородок. Благо он уже осведомлен, а следовательно…
В книгохранилище Жозеф угодил восемь лет назад, будучи весьма юным отроком. Это оказалось значительно лучше, чем постоянно слышать от окружающих, какое ты чудовище. Что в нем чудовищного, андрогин не понял до сих пор, а старику Аммадеусу и вовсе было плевать на то, что новоявленный помощник меняет пол по несколько раз в день. Когда Жози исполнилось семнадцать, альв засобирался на покой, решив, что вполне может переложить свою миссию на молодые плечи, и благополучно переселился в монастырь, под которым находилась библиотечная вотчина хранителей.
И все бы ничего, однако присутствовало в этом событии одно большое «но». Перед уходом Аммадеус показал андрогину небольшой стенной тайник, в котором среди многовекового слоя пыли покоился позеленевший от времени медный футляр.
– Сей свиток попал ко мне еще во времена войны Двух Миров, – пояснил он. – Это величайшее достояние, величайшее искушение и величайшая опасность. Если со мной что-то случится, ты заберешь его и немедленно уедешь из города, никого не предупреждая.
– Но зачем? Почему? – Жози недоуменно вертел в руках футляр.
– Потому что любая беда со мной будет означать только одно – за свитком началась охота. А о том, что он хранится здесь, не знает никто, кроме нас с тобой…
Позже андрогин не единожды задумывался, что же такого опасного таит в себе пресловутый старинный кусок девственно чистого пергамента, однако у него никогда не возникало повода не верить старому альву. А посему он намеревался в точности исполнить просьбу Аммадеуса, и как можно скорее.
– Жозеф! – неожиданно донесся из глубины зала властный женский голос. – Мог бы и встретить leri[4] как подобает молодому лэрду!
– Я сегодня сам – leri, – буркнул Жози, направляясь к узору портала, возникшему в дальней части библиотеки. – По крайней мере, был ею с утра!
– Жозеф! Почему кожа на корешках тусклая?! И почему «Махабхарата» стоит не по порядку?!
Андрогин непроизвольно втянул голову в плечи. Похоже, досточтимая госпожа Лоренсия сегодня встала не с той ноги, разбила с десяток зеркал, попутно наступив на хвост любимой кошке, и поэтому пребывала в наидурнейшем расположении духа.
– Я еще не закончил утреннюю уборку, достойная leri, – попытался вывернуться он, очень надеясь, что недовольство госпожи хранительницы ограничится только этими замечаниями…
Каждый, кто когда-либо волей случая преодолевал винтовые лестницы, запертые в каменный мешок, несомненно, витке эдак на десятом начинал тихонько напевать сакраментальное: «Ах, как кружится голова, как голова кружится…» А прибавьте к этому еще отсутствие освещения и затхлый воздух…
– Меня укачало, – пробормотала Радислава, ошалело тряся головой. – Нет, закружило… то есть упутало… тьфу! Виктор, остановись… – Оборотничка застыла на ступеньках, широко расставив лапы и опустив голову в тщетной попытке избавиться от приступа дурноты.
Байкер присел возле нее на корточки, обняв за шею. Волчица благодарно привалилась к нему, положив голову на плечо и жарко дыша в ухо.
– Типичная клаустрофобия вульгарис, – кривляясь, занудным тоном произнес мужчина.
– Я тебя тоже очень люблю, милый, – язвительно буркнула Радислава, слегка приходя в себя.
– Всего лишь «боязнь замкнутого пространства обыкновенная», – усмехнулся Виктор, – а ты что подумала?
– Что у тебя отвратная латынь… – Оборотничка отстранилась от него и шумно принюхалась. – Ладаном пахнет. Мы где-то под церковью… Да, точно, я слышу заунывные песнопения.
– Странно, – пробормотал байкер. – Я был уверен, что заутреню мы безбожно проспали.
– А может, это у них обедня такая ранняя, – предположила волчица, подаваясь вперед. – Давай выясним? И наконец-то уберемся из этой кишки, а то я себя уже пищевым отходом чувствовать начинаю…
Виктор насмешливо фыркнул. Да уж, сравнение – просто в точку.
И вновь потянулись крутые витки шершавых ступеней… Чтобы как-то отвлечься, Радислава попыталась их сосчитать, но вскоре сбилась, к тому же ее опять начало мутить. Но стоило ей подумать: «Это никогда не кончится», как байкер заковыристо выругался, потирая ушибленную о низкий потолок маковку. Похоже, здесь пыточная лестница заканчивалась. Теперь уже и Виктор различал доносившиеся сквозь плиты отголоски церковной службы. Упершись ладонями в потолок, он попытался определить, где же здесь выход. На третьей попытке ему повезло: плита под руками поддалась и вышла из пазов. Байкер аккуратно сдвинул ее в сторону.
– Да избави нас от лукавого!.. А-а-ами-и-инь… – заунывно повисло в воздухе.
– …ми-и-и-инь… – плаксиво вторил хор.
Радислава, не дожидаясь, пока Виктор соизволит выбраться наверх, прыжком вылетела наружу. Да, там басовито подвывал священник и, пробуждая зубную боль, пронзительно ныл хор. Отвратительно воняло ладаном, скипидаром и талым воском, зато было относительно светло и просторно. Щурясь на лившийся из-под купола тусклый свет, байкер не спеша выбрался вслед за подругой.
Священник поперхнулся очередным «аминем», застыв с поднятым кадилом в изголовье гроба и с ужасом взирая на явившееся ему мохнатое чудище, сильно смахивающее на Сатану. Достойные сотрудники спецотдела при Дипломатическом корпусе Единой всеблагой матери-церкви озадаченно переглянулись. И гроб, и часовня оказались подозрительно знакомыми. Кажется, их занесло аккурат на отпевание усопшего альва. Наверное, по этому поводу требовалось что-то сказать, например, засвидетельствовать свое уважение к покойному. Виктор задумчиво поскреб затылок.
– Ну… э… ризарект ин парадайс[5], чувак… – после недолгого раздумья выдал он.
Оборотничка, решив внести свою посильную лепту, задрала морду к куполу и тягуче провыла несколько звуков. Священник опупело икнул и выронил кадило. Металлическое звяканье колокольным звоном разнеслось по часовне.
– Миссия выполнена, – констатировал байкер, размашистым шагом устремляясь к двери. Радислава, не отставая, потрусила следом.
Небо сердилось. Еще такое ясное и нежное вчера, за ночь оно успело невесть на кого обидеться, затянулось нудными серыми тучами и принялось тоскливо ныть, будто жаловалось на судьбу. Противный ветер доносил редкие капли срывавшейся с небосвода мороси. Небо надулось на весь белый свет как мышь на крупу и скаредно упрятало в тяжелые свинцовые облака блеклое августовское солнышко, решив, что хорошего для гадких людишек должно быть помаленьку. А то еще разбалуются ненароком и перестанут постоянно носить с собой плащи и зонтики. Поэтому с самого раннего утра небо хныкало, словно капризный ребенок, которого отказываются брать на руки по первому требованию.
Под стать резко испортившейся погоде было и утреннее настроение его иезуитского благочестия брата Юлиана – такое же серое, тоскливое и паршивое. Его благочестие, скорбно скривив губы, уныло наблюдал, как грузят в конную труповозку укрытое простыней тело злополучного брата Захария. Тянущая боль, поселившаяся где-то в затылке, расстроенной струной тренькала в мозгу. А паршивая сырая погода действовала на нервы. Настоятель о чем-то степенно беседовал с одним из дознавателей, прибывших в монастырь. Иезуит хмуро пощипывал листья на верхушке розового куста, размышляя о своем. Все же во вчерашнем столкновении с дипломатами имелась своя выгода. Не ко времени заявившиеся в мастерскую, они изрядно наследили возле трупа, особенно оборотниха. А учитывая характер раны, у дознавателей не должно возникнуть сомнений в том, кто убил несчастного монаха. По крайней мере, до заключения патологоанатома… Брат Юлиан отнюдь не страдал излишней наивностью, а посему на некомпетентность судмедэксперта не уповал. Ибо при более детальном осмотре тот, несомненно, поймет, что оборотень в принципе не может нанести таких ран ни зубами, ни когтями. Но «исчезновение» сотрудников Дипломатического корпуса из лавры явно не пойдет им на пользу…
Ознакомительная версия.
