Какое-то время мужчина на троне разглядывал вошедшего, затем с гневом процедил:
– Поздравляю.
Гость впился в яблоко белыми зубами, и все его напускное дружелюбие исчезло. Больше он не веселился и не улыбался. Глаза стали колючими, злыми.
– Я пришел. Как и обещал когда-то.
– Долго же ты шел. – В голосе скованного слышалась издевка. – А те, кто был с тобой, кто предал меня, так и не добрались сюда. Ты последний. Как и я.
Тот в ответ хмыкнул, медленно двинулся вдоль стены зала, хрустя рассыпанным под ногами стеклом:
– Шаутты уничтожены и рассеяны. Больше демоны не будут служить тебе. А без них… Я думал, ты сильнее.
– Я тоже. – Казалось, что сидящему на троне больно от одной только мысли о том, что он проиграл. – Асторэ хорошо выдрессировали тебя.
Пожатие плечами.
– Тебе не стоило ее убивать. И я бы никогда не вспомнил дорогу назад. И не принял их помощь. Ты сам это начал.
– Она была врагом. Асторэ. Ее народу не место в нашем мире. Не место среди нас. Не в моей школе! Волшебство принадлежит лишь людям.
– Некоторые из них были людьми куда больше, чем мы с тобой.
Мужчина на троне рассмеялся:
– Их слова – яд, и он проник в тебя. Асторэ лживы и сделают все, чтобы вновь касаться истинного волшебства, а не грязи, которую они вынуждены черпать с той стороны. Даже подсунут одну из своих шлюх моему ученику.
Копье солнечного света, бьющего сквозь брешь, погасло, и в углах зала залегли грозные тени. Иссиня-черные, похожие на клубы дыма, в которых угадывались человеческие очертания. Они начали вставать с колен, но в тот же миг исчезли, растворились в дневном свете, а лицо гостя разгладилось. На нем больше не было ни капли гнева.
– Не стоит так говорить о ней… учитель.
Голубоглазый покачал головой:
– Я тебе не учитель, враг. Ты продал и меня, и мое искусство. Пошел на меня войной ради красивых глаз. Как же прикажешь мне о ней говорить?
– Как о своей ученице. Ведь она ею была.
– Пока я не узнал правду. В ней кровь тварей! Им запрещены знания! Шестеро…
– Идиоты! – выплюнул гость. – Их запреты привели нас ко всему этому. Сколько тысяч погибло из-за их ошибки?
– Не тебе говорить о тысячах. Она обманула меня. Ела мой хлеб, жила в моем доме, пользуясь гостеприимством. Касалась знаний, которые были дня нее под запретом. Я сделал то, что должен был сделать ты, глупый мальчишка! Ни Арила, ни Нейси не должны были передать мое наследие своим!
– Ты так боишься этого, – с печалью сказал гость. – Так страшишься легенд, старых сказок о наступившей тьме, что сам впустил ее в наш мир.
Он поднял с пола тяжелую, выкованную из черного железа латную перчатку с острыми гранями, и из-под его пальцев пошел темный дым. Они оба смотрели на этот предмет какое-то время, пока наконец гость не убрал его в сумку.
– Где был твой разум, о мудрый? Это худшее, что ты мог придумать. Ты сам толкнул меня к асторэ, когда заключил сделку с шауттами. Только дурак, чтобы испугать лису, запускает в курятник леопарда. У демонов нет союзников. Ты куда большая тьма, чем я.
Голубоглазый провел языком по губам:
– Что ты с ней сделаешь?
– Превращу во что-нибудь прекрасное. А затем спрячу так, чтобы никто и никогда ее не нашел. Как ты убедил Нейси воспользоваться ею?
– Боль хорошая причина, – мстительно усмехнулся сидящий на троне.
Гость кивнул, просто отмечая, что услышал, принялся смотреть на летающие по залу снежинки. И хозяин дворца наконец не выдержал:
– Те, кого остановили Шестеро, всего лишь используют тебя.
– Я не марионетка асторэ.
– Они нашептали тебе прийти сюда! – Мужчина на троне в бессильной ярости сжал кулак правой руки.
Ученик с печалью покачал головой:
– Тогда кто нашептал тебе позвать демонов с той стороны? Ты обезумел от страха из-за спящих теней и сам пробудил их, дав шауттам власть, какой у них не было со времен Темного Наездника и Битвы на бледных равнинах Даула. Они уже в нашем мире, и города юга тонут в крови. Заключить договор с ними глупо и недальновидно. Демоны не держат своих обещаний. Ты разрушил все, что окружало тебя. Нейси, Гвинт, Кам, Войс, Лавьенда, все они мертвы! И ради чего?! Ради твоих страхов?!
Светловолосый подался вперед, нехорошо усмехаясь, отчего его красивое лицо сразу же преобразилось и стало отталкивающим, если не сказать, отвратительным:
– Мы одинаковые. А магия той стороны бурлит в твоей крови. Я же вижу. Что ты будешь делать, когда она захватит тебя?! Великий волшебник станет пустым. Ты добьешь этот мир.
Ученик склонил голову:
– Ты прав. Я тоже болен мраком.
– Я рад!
– Не сомневаюсь.
– Ты ненадолго меня переживешь!
– Ошибаешься, учитель. Когда мы закончим, я откажусь от магии.
Теперь хозяин дворца смотрел на пришедшего с недоверием:
– Ты… откажешься от самого себя?
Тот рассмеялся:
– Шестеро сделали это, когда поняли что, обманув асторэ, собственными руками создали шауттов. Я сделаю это, чтобы не дать им власть над собой. Великие волшебники могут уничтожить мир куда быстрее, чем демоны. А я его слишком люблю. Люблю… то, что осталось. Ты так ничего и не понял. Волшебство… – Он взмахнул рукой, и воздух задрожал. – Это ничто по сравнению с ее смертью. Я с легкостью забуду о магии. Будь она проклята вместе с тобой, раз из-за нее столько гибели и страданий. Мои друзья, моя семья, моя вера, все они умерли из-за твоего страха.
Человек на троне осмысливал сказанное, но понял он совсем иное:
– Все мои труды пойдут прахом. Ты – последний. Если я исчезну, а ты отречешься, дар, который оставили нам Шестеро, исчезнет.
– Шестеро забрали волшебство у асторэ. А я заберу его у людей. Таких, как ты и… я. Мы с тобой станем прошлым. Легендой. Мифом. Страшной сказкой.
– Ты не посмеешь!
Горький смех был ему ответом:
– Не тебе теперь говорить, что я смею, а чего не смею, учитель. Все, кто оказываются рядом с нашим даром, умирают. Сегодня я остановлю смерти.
– А кто остановит тех, кто приходит к нам с той стороны? Асторэ? Между ними и шауттами давно нет никакой разницы. И не останется никого, кто мог бы их победить! Одумайся! Наш мир изменится. Все уже никогда не будет прежним! – закричал человек на троне.
– Выгляни в окно, учитель. Ты уже изменил мир. Единое королевство уничтожено. Эпоха Процветания завершилась. Грядет Эпоха Забвения. Миру пора меняться. Жить. Дышать полной грудью, а не по нашей указке. Я сделал то, чего не мог сделать ты. Дал ему свободу.
– Свободу! – выплюнул тот. – Ты вернул в него лишь боль, страдания и ужас перед грядущим.
– Это всего лишь часть жизни. Я понял это, когда ты убил ее. А теперь твоя смерть стучится в дверь. Прислушайся.
Он ушел, и его шаги пропали, растворившись в тишине. Она продолжалась, возможно, минуту, а быть может, и час. И закончилась в тот момент, когда в город на огромной волне вернулось море.
Оно стало концом прошлого мира. И началом будущего.
Любимцу толпы, трюкачу, акробату
до смерти над смертью ходить по канату,
в пустых небесах деревень и столиц
плясать над прибоем восторженных лиц[1].
Песня уличных цирков герцогства Соланка
– С дороги! – хмуро произнес Кин, мастер по жонглированию гирями, когда Тэо преградил ему путь.
– Ты мне еще спасибо скажешь. Остынь, – с миролюбивой улыбкой попросил черноволосый акробат, не двинувшись с места.
– Или что?! – с вызовом спросил тот, сжав большие кулаки. – Вы с Хенрином попробуете меня остановить?
Тэо был высоким, жилистым, крепким малым, ничуть не похожим на низкорослых акробатов большинства бродячих цирков. Кроме гибкости и ловкости в нем имелось достаточно силы, чтобы считаться с его словами. Но Кин не сомневался, что одолеет этого ловкого угря один на один и с его приятелем фокусником легко справится.
Силач был мужиком не робкого десятка, он порой заменял больных борцов и выходил в круг в одиночку против троих зрителей из зала.
– Ничего. Твой фургон рядом, и Суви смотрит на нас.
– Скованный тебя задери, парень! – проворчал детина.
Если жена узнает из-за чего весь сыр-бор, она ему житья не даст.
– Подумай сам, – между тем продолжал увещевать Тэо. – Кулаками все равно ничего не решишь. Хочешь наорать на него и обозвать сволочью? Ну, так мы первые тебя в этом поддержим.
– Угу, – кивнул Хенрин, тощий черноволосый фокусник с тонкими усиками под носом, говоривший с сильным акцентом уроженца юга Дарии. – Но бить им рожи глупо.
– Ты видел, на что способны эти люди, – поддержал товарища Тэо, и его обычно улыбчивое, открытое лицо стало хмурым. – Хозяин нанял себе в охрану каторжников. Они мать родную убьют. Помнишь, что случилось с тем парнем, кукольником, когда он попытался украсть из фургона Малло серебряный подсвечник?
Кин очень хорошо помнил. Бедняге раздробили руки этим подсвечником, а затем выкинули на тракт, в самую метель.
