Ознакомительная версия.
Я обернулась. Францисканец, мэтр Капотэ и мое реальное тело оказались где-то внутри гигантской огненно-прозрачной меня. Помещение для допросов виделось мне сквозь дрожащее, раскаленное марево. «Ну вот, зато не холодно».
Женоненавистники забеспокоились, запыхали ртами, скривились, словно их сунули головами то ли в дымоход, то ли в жаровню. Я зло рассмеялась. И реальная я тоже засмеялась. Смех в пустой комнате вышел громким, внезапным и оттого по-настоящему демоническим. Эхо разнесло его по углам. С ужасом озираясь, борцы с ведьмами начали креститься, да только делали это с трудом, словно рукам их требовалось протискиваться сквозь что-то густое и вязкое.
Я реальная показалась отсюда, сверху маленькой, синюшной и совершенно замученной, с темными кругами под глазами и красным следом от петли на шее. Реальная Абели села на полу, уложив на колени связанные кисти рук, от которых веревка тянулась к черному кольцу на стене. Огненное тело меня-великанши тоже устроилось поудобнее, а пылающая прозрачная ладонь накрыла крошечный совсем рубин.
– Господи спаси! – заголосили в унисон знатоки ведьм, обильно покрываясь потом от мистического жара. – Помогите! По-мо-ги-и-ите!
– Изыди, сатана! – провизжал францисканец, выставляя в мою сторону висящий на шее крест, лихорадочно бормоча на латыни слова молитвы и постоянно сбиваясь.
– Сам ты сатана, – хрипло ответила реальная я и засмеялась еще громче, а потом в шутку стала цитировать назубок выученную молитву экзорциста.
Глаза францисканца округлились – откуда ему знать, что наша аббатиса заставляла провинившихся учить первую попавшуюся ей молитву. Мне вот с этой повезло. Впрочем, не только.
– А-а-а! – уже без молитвы закричал он, закрываясь руками. – А-а-а!
Уши свело от этого истерического визга, и я хлопнула брата Лоренцо огненной ладонью по голове. Он рухнул под стол, а мэтр Капотэ, напротив, резво бросился к выходу. В то же мгновение кованая дверь распахнулась, и, сбив с ног толстяка, в комнату для допросов ворвались де Моле и местные стражники.
«Ну, вот и вы, ребята! Вовремя. Помощники мне не помешают, – решила я и позволила желто-алой лаве вырваться из макушки. В доли секунды огненная струя изверглась в сводчатый потолок, растеклась к углам и залила тяжелыми каплями всю комнату и людей, находящихся там. Я мысленно обратилась к вооруженным мужчинам: – Вы – мои слуги. Вы рады мне служить. Защитите меня от этого толстого свина!»
Взгляды вновь пришедших остекленели, лица обрели тупое выражение, и десяток шпаг, кинжалов и копий вонзился в распластанную на полу тушу мэтра Капотэ. Содрогнувшись от его боли, но не чувствуя ни грамма жалости, я вернулась из прозрачного огненного в реальное тело. Новая армия деревянных Големов преданно ждала указаний, а из-под стола визжал, как полоумный, монах, впервые встретившись с чем-то по-настоящему сверхъестественным. Все мое негодование сконцентрировалось на тощей фигуре францисканца. Засвербела, запульсировала в голове жажда мести – не столько за себя, сколько за всех женщин, замученных ничтожным лицемером, за ту двенадцатилетнюю девочку, сожженную месяц назад, за несчастных селянок в Германии.
«Мне отмщение, аз воздам», – вспомнилось Библейское наставление, но я тут же отвергла его, скривилась и кивнула в сторону францисканца:
– Заставьте этого гнуса замолчать. Лучше насовсем. И освободите меня.
Големы принялись исполнять. Потирая развязанные, наконец, страшно ноющие руки, я смотрела, с трудом сдерживая рвоту, на то, как хлещет кровь из вспоротого горла инквизитора. Заставила себя не отворачиваться. И неважно было, что я не могла подняться от слабости, неважно, что прочувствовала на себе каждый удар клинка, пока монах был жив. Совершенно неважно. Перетерпела. Оставь его в живых, и он убьет тебя сам. Изощренно. С улыбкой. Пятная своим скверным ртом имя Христа.
– Ты! – я ткнула пальцем в де Моле. – Понесешь меня на руках. А ты, – я вычислила по костюму начальника стражи, – веди меня в казематы, к новому пленнику, Этьену Годфруа. Ясно?
Новые Големы гаркнули хором:
– Как скажете, госпожа!
Я окинула взглядом других пятерых стражников и грозно велела:
– Всех, кто попробует мне помешать или захочет схватить меня, убейте!
Факелы ярко пылали в руках моих Големов, освещая путь и распространяя вокруг запах смолы и горелой пакли. Зловещие тени расползались по узким коридорам замка, гулким эхом зеркалящим шаги. Наша процессия спустилась в казематы по полукруглой лестнице донжона, осторожно наступая на каменные плиты с выщербленными краями.
Тут было жутко, и на всякий случай я не давала угаснуть красному огню в животе, ожидая опасности в любой момент. Да, со мной было семеро мужчин, но кто знает, сколько еще стражников и солдат встретятся нам за следующим углом, не очнутся ли в какой-то миг от наваждения Големы и не обратятся ли против меня. От мыслей о том, что могли сделать с Этьеном, сводило горло. В моей душе царил такой же мрак, как и в сыром, смрадном подвале, куда мы спустились.
С пронзительным писком из-под ног стражника выскочила крыса и юркнула, взмахнув толстым хвостом в дальний угол. Мы остановились у зарешеченной камеры, и в дрожащем свете факелов я увидела Этьена. Сердце мое сжалось и заныло.
Он был прикован цепями к стене, тело выгнулось вперед, повиснув на руках, голова поникла, лицо закрыли черные всколоченные космы. Жив ли?
– Отпирайте скорее, мерзавцы! – выкрикнула я, борясь с желанием удавить и стражников, и де Моле, а еще сильнее – с порывом пуститься вдогонку за лекарем и сделать с ним что-нибудь страшное.
Начальник стражи торопливо заскрежетал огромным ключом в замочной скважине. А я, замерев, пыталась разглядеть, дышит ли мой любимый. Живот Этьена слегка вздымался и опускался – дышит. Слава Богу! Звякнули цепи, Этьен приподнял голову в нашу сторону и что-то неразборчиво пробормотал.
– Снимите его со стены. Живо! Только аккуратно, канальи! – прорычала я. – Чтобы ни один волос с его головы не упал!
Щелкнули замки в кандалах, и Големы опустили Этьена на жухлую солому.
– Ой, госпожа, – обернулся ко мне начальник стражи и протянул вьющийся черный волос. – А он упал…
В другой ситуации я бы рассмеялась при виде идиотского выражения на сером, будто высеченном из гранита лице взрослого мужчины, но сейчас мне было не до смеха, я буркнула:
– Так выдери и из себя клок, каналья.
Тот послушно дернул себя за лохмы, и в корявых пальцах остался рыжеватый пук.
– И свети поярче! – рявкнула я.
Этьен пытался встать, но опереться на руки у него не получалось.
– Черт! – тихо выругался он и сел, покачиваясь, как пьяный.
– Этьен! – выдохнула я и приказала де Моле опустить меня на пол.
– Как скажете, госпожа, – повиновался де Моле.
Подняв непослушную голову, Этьен выдавил сиплый смешок:
– Ого! Ты уже… захомутала себе… кривого урода, – и закашлялся надолго, отплевываясь, а потом обвел мутным взглядом Големов. Запекшиеся губы скривились в подобии улыбки: – А в твоем… полку прибыло… Тебя… теперь величать… генерал Абели?
Говорил он тихо, скрипуче, с трудом расклеивая губы, словно измученный жаждой путник, случайно найденный в песках караванщиками. Но, даже еле ворочая языком, он пытался шутить. И это был настоящий Этьен, не фальшивый… Как же я его люблю!
– Зато они больше не представляют опасности, – я опустилась возле Этьена, с волнением вглядываясь в его глаза. Радужки в них были не белыми бельмами, не черными и не естественно карими, а прозрачно-аквамариновыми, как гладь того озера. Мне стало не по себе: все еще не закончилось? Или просто так постепенно возвращается зрение после поцелуя?
– С тобой не пропадешь, мой… генерал, – облизывая губы, заметил он.
– Нужно уходить, – шепнула я.
– Да, загостились… у черта… на пирушке, – прохрипел Этьен и, опираясь на стену, начал подниматься. Судорога пронзила его мышцы, и он полетел обратно на солому.
– Держите его! – крикнула я.
Големы дружно подхватили Этьена под руки над самым полом, а я оцепенела, увидев на его спине в изодранных лохмотьях рубашки уродливые, кровавые следы от ожогов.
– О, Боже, Этьен… Кто это сделал?! – ахнула я и угрожающе взглянула на Големов: – Кто-то из этих?!
Этьен, качаясь, стиснул зубы и встал сам. Его лоб залили капли пота. Он процедил:
– Да нет, одна баба… в рясе францисканца…
– Больше этот гнус никому не навредит, – прошипела я, уверившись в правильности своего поступка. – Но, Этьен, тебя надо полечить.
– Потом. Где… мы? – спросил он.
– Замок Майа́, – ответил начальник стражи.
– Людей… много?
– Двадцать пять. И повар.
– А семеро… уже здесь, – кивнул Этьен. – Неплохо.
Ознакомительная версия.
