Дин Кунц - Интерлюдия Томаса

Перевод: Валерий Ледовской ( [email protected])

Редактор: Анна Михайлова (http://protext.su)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЮГ ЛУННОЙ БУХТЫ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ДВУЛИКАЯ ГАРМОНИЯ

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. В УГЛУ

Говорят, любая дорога ведёт домой, если вы хотите туда попасть. Я стремлюсь попасть домой, в город Пико Мундо и в пустыню, в которой он цветёт, но дороги, которые я выбираю, кажется, ведут меня из одного ада в другой.

На переднем пассажирском сидении «Мерседеса» через боковое окно я наблюдаю за звёздами, которые кажутся неподвижными, но на самом деле постоянно движутся и всё время удаляются. Они кажутся вечными, но они всего лишь солнца, которые когда-то истощатся.

Когда ещё была ребёнком, Сторми Ллевеллин потеряла свою мать, Кассиопею. Я потерял Сторми, когда и ей, и мне было по двадцать. Одно из северных созвездий называется Кассиопея. Нет скопления дальних звёзд, названных в честь Сторми.

Я могу увидеть тёзку Кассиопеи высоко в ночи, но Сторми я могу видеть только в памяти, где она остаётся такой же яркой, как любой живой, которого я могу встретить.

Звёзды и всё остальное во Вселенной началось с большого взрыва, который произошёл в тот момент, когда также началось и время. Одно место существовало до Вселенной, существует сейчас за её пределами и будет существовать, когда Вселенная снова схлопнется в себя. В этом таинственном месте, вне времени, Сторми ждёт меня. Время может быть покорено только через время, и движение вперёд – единственный путь вернуться к моей девушке.

Ещё раз, из-за недавних событий меня прозвали героем, и, ещё раз, я себя им не ощущаю.

Аннамария настаивает на том, что не более чем лишь несколько часов назад я спас целые города, уберёг многие сотни тысяч жизней от ядерного терроризма. Даже если это, в большинстве своём, правда, я чувствую, как будто в процессе этого лишился частицы своей души.

Чтобы сорвать замысел, я убил четырёх мужчин и одну молодую женщину. Они убили бы меня, если бы выдался такой шанс, но искреннее заявление о самозащите не может заставить лежать убийство в моём сердце меньшим грузом.

Я не был рождён, чтобы убивать. Как и все мы, я был рождён для счастья. Этот сломанный мир, однако, ломает большинство из нас, безжалостно перемалывая своими металлическими гусеницами.

Покидая Магик-Бич, боясь погони, я вёл «мерседес», который одолжил мне мой друг, Хатч Хатчисон. Через несколько миль, когда мной овладели воспоминания о недавнем насилии, я остановился на обочине дороги и поменялся местами с Аннамарией.

Сейчас, за рулём, желая утешить, она говорит:

– Жизнь тяжела, молодой человек, но не всегда было так.

Я знал её меньше двадцати четырёх часов. И чем больше я её узнавал, тем больше она ставила меня в тупик. Ей, наверное, восемнадцать, почти на четыре года младше меня, но, кажется, ей намного больше. Вещи, которые она говорит, часто непонятны, тем не менее, я чувствую, что значение для меня было бы ясным, если бы я был более мудрым, чем сейчас.

Простая, но не то, чтобы непривлекательная, изящная, с безукоризненной светлой кожей и большими тёмными глазами, она, кажется, находится на восьмом месяце беременности. Любая девушка её возраста в её положении, такая одинокая, как она в этом мире, должна беспокоиться, но она спокойна и уверена в себе, как будто верит, что живёт, очарованная жизнью – которая часто кажется волей случая.

Мы не связаны романтически. После Сторми для меня это невозможно. И хотя мы не говорим об этом, между нами есть что-то вроде любви, платонической, но глубокой, необычно глубокой, учитывая, что мы знаем друг друга так недавно. У меня нет сестёр, однако, возможно, я бы чувствовал себя так же, будь я братом Аннамарии.

От Магик-Бич до Санта-Барбары, нашего пункта назначения, лежат четыре часа за рулём по прямой дороге вдоль побережья. Мы находились в дороге меньше двух часов, когда, в двух милях от живописного города Лунной Бухты и Форт-Уиверна – военной базы, которая была закрыта после окончания холодной войны – она говорит:

– Ты чувствуешь, как оно тянет тебя, странный ты мой?

Моё имя – Странный Томас[2], и я объяснял его в предыдущих томах этих воспоминаний, и я, без сомнения, буду объяснять его снова в будущих томах, но не объясняю его здесь, в этом ответвлении от основного пути моего путешествия. До Аннамарии только Сторми называла меня «странный ты мой».

Я повар блюд быстрого приготовления, тем не менее, я не работал в закусочной с того времени, как покинул Пико Мундо восемнадцать месяцев назад. Мне недоставало сковородки, фритюрницы. Такая работа концентрирует. Работа со сковородой – это дзен.

– Ты чувствуешь, как оно тянет? – повторяет она. – Как сила тяжести луны вытягивает приливы на море.

Свернувшийся на заднем сидении золотистый ретривер, Рафаэль, рычит как бы в ответ на вопрос Аннамарии. Наша другая собака, белая немецкая овчарка с именем Бу, конечно, не издаёт никаких звуков.

Сползший в своём сидении, с головой, лежащей на холодном стекле окна пассажирской двери, я не чувствую ничего необычного до тех пор, пока Аннамария не задаёт свой вопрос. Но затем я чувствую безошибочно, что нечто в ночи зовёт меня, не в Санта-Барбару, а куда-то ещё.

У меня есть шестое чувство с несколькими гранями, первая из которых – я могу видеть души задержавшихся умерших, которые сопротивляются переходу на Другую Сторону. Они часто хотят, чтобы я совершил правосудие по поводу их убийств или помог им обрести мужество перейти из этого мира в следующий. Время от времени у меня случаются пророческие сновидения. И с того момента, как я покинул Пико Мундо после жестокой смерти Сторми, кажется, меня притягивает и тянет к проблемным местам, которые какая-то Сила просит меня посетить.

У моей жизни есть непостижимый замысел, который я не понимаю, и день за днём, столкновение за столкновением, я учусь, направляясь туда, где я должен быть.

Сейчас море к западу чёрное и грозное, за исключением искажённого отражения ледяной луны, размазанной длинным серебряным слоем на водяных расплавах.