Сергей Михайлович Беляев
Истребитель «17-У»
День был серенький, и не верилось, что уже давно наступил май. С утра прошел дождь. Перед павильоном аэродрома медленно подсыхали заметные лужицы. Из сидевших на террасе в буфете выделялся статной фигурой плечистый человек в серой тужурке. Он выпил стакан чая и теперь дымил папиросой, пытливым взглядом осматривая лица окружающих. Можно было подумать, что он за кем-то наблюдает.
Но инструктор N-х авиационных мастерских Лебедев не был сыщиком. Просто у него был наблюдательный и пытливый ум. Он замечал каждую мелочь и делал это как-то попутно, не отрываясь от основной мысли. Сейчас Лебедев обдумывал детали недавнего своего рекордного полета на скорость, успехом которого он был обязан только новой, им же составленной, горючей смеси. Он вспомнил, как в детстве мечтал сделаться химиком, но судьба повернулась так, что пришлось заинтересоваться конструкциями моторов. Призыв в армию… авиационная часть… первый взлет на аппарате… И на высоте 500 м от земли Лебедев почувствовал, что воздух — вот его стихия.
Мысли Лебедева вернулись на землю. Рассматривая лица сидящих в буфете, он начал строить предположения, что из себя представляет каждый из них. Это были приехавшие из города встречать прибывающих из Кенигсберга пассажиров. Аппарат по расписанию должен был снизиться в 17 ч. 15 м. Почему-то Лебедев более долгим взглядом задержался на двух гражданах. Один из них медленно доедал простоквашу. У него было милое пухлое округлое лицо, какие бывают у людей, привыкших охватывать своей головой какое-нибудь очень большое и сложное дело, хотя на вид они и очень скромны. Такие люди строят громадные мосты, проектируют мощные электростанции. Лебедев увидал на нем высокие сапоги и фуражку со значком. Несомненно, это был инженер. За тем же столом, против инженера, утопал в клубах трубочного дыма маленький человечек, сгорбившийся и угловатый. Плечи у него торчали углами, нос был похож на угольник, остроконечная шапка — и та ухитрялась торчать тремя углами. Иногда порыв ветра врывался в павильонный буфет и разгонял клубы дыма. Тогда Лебедеву становилось видно, как угловатый человечек с хорошо скрываемым любопытством вглядывался в лицо инженера, как будто хотел надолго запомнить его. Желтый портфель, лежавший около стакана простокваши перед инженером, тоже привлекал внимание человечка.
Лебедев взглянул на часы-браслет и поднялся. В то же время был дан сигнал, что аппарат показался на горизонте.
Встречавшие оставили террасу. Лебедев острыми глазами увидал точку в прорези между серыми облаками, куда слева ударили лучи солнца. Дождик покропил сверху и перестал.
Аппарат приземлился и плавно катил по аэродрому. Вот он совсем близко, тормозит, и видно, как из-под колес взметываются грязные брызги.
Лебедев пошел к аппарату. На этом «Юнкерсе» прибывал его товарищ — борт-механик Андрейко. Совсем недавно решил Лебедев принять участие в новом рискованном перелете, — и кому же быть при этом перелете механиком, как не другу милому Андрейко.
Около аппарата шли краткая проверка документов и досмотр багажа прибывших из-за границы. Потом пассажиры заторопились к террасе, где толпились встречающие.
Мимо Лебедева первым протащился сухощавый гражданин, изнемогавший под тяжестью двух чемоданов. Лебедев отметил на липе этого пассажира странно подслеповатый взгляд левого глаза и выгнутый утиный нос. Отметка запечатлелась в мозгу Лебедева. Так фотограф щелкает затвором аппарата, который ловит лица и сценки; на фотографической пластинке происходит фото-химический процесс; придет фотограф в лабораторию и, когда надо, проявит пластинки. У Лебедева была колоссальная память на лица и события. Его мозг, как фотоаппарат, ловил и в нужную минуту проявлял то, что хоть однажды увидали глаза Лебедева.
И еще сценку поймал Лебедев: угловатый человечек подскочил к «Утиному носу», — изогнувшись, поклонился, взял оба чемодана. И тут заметил Лебедев, что человечек обладает солидной силой. Он легко и свободно понес чемоданы за «Утиным носом». Чемоданы взвалены в авто… оба человека сели… гудок… Авто исчезло за поворотом шоссе.
От павильона по направлению ко второму пассажиру шел быстрыми шагами инженер. Он махал фуражкой и портфелем одновременно. Близко почти пробежал мимо Лебедева, крича:
— Бутягин… А я тебя жду!
Лебедев повернулся направо и увидал второго пассажира.
— Неужели это ты, Бутягин? — воскликнул Лебедев.
Пассажир в темносинем костюме и в пальто в накидку прищурился на Лебедева поверх пенснэ:
— Вот неожиданная встреча! Неужели это ты, Антошка Лебедев?
Неожиданные встречи друзей всегда бывают шумными. Бутягин обнялся с инженером и Лебедевым:
— Знакомьтесь, товарищи… Инженер Груздев… А это Антон Лебедев, мой старинный приятель и друг детства…
Груздев и Лебедев обменялись рукопожатиями.
— Из командировочки вернулся наверно? — осведомился Лебедев у Бутягина.
— Изволил угадать, Антон. Я ведь не бросил химию — химик-агроном. Честь имею представиться! Мой лозунг: «Химия на службе сельскому хозяйству». А вот товарищ Груздев, так это строитель специалист по конвейерным установкам. А я его в свою веру перетягиваю…
— Заражает меня товарищ Бутягин лозунгом: «Конвейер на службе у деревни», — улыбнулся Груздев.
— Что же мы стоим, товарищи? — спросил Лебедев. — Пошли или поехали?
— Есть какие-нибудь новости? — тихо осведомился Груздев у Бутягина. — Вы ничего не писали…
— Интересного масса… Машина Бласа будет сущими пустяками перед тем, что задумали мы с вами. Мы не скрываем от тебя, Антон. Придумали мы замечательнейшую штуку… Если удастся, то устраиваю пир и тебя заранее приглашаю…
Сзади послышался крик. Кто-то кричал, будто звал остановиться. Шедшие обернулись. От аппарата бежал бортмеханик и держал что-то в высоко поднятой руке:
— Это не вы обронили, гражданин? — обратился подбежавший к Бутягину.
— А ну-ка покажи, Андрейко, что такое, — спросил Лебедев.
— Да мне показалось, что вы обронили книжечку, — ответил борт-механик. — Вы, наверное, вынимали носовой платок, да и обронили.
Бутягин вертел в руках маленькую записную книжку в коричневом кожаном переплете.
— Это не моя книжка, — сказал Бутягин, машинально развертывая исписанные странички. Тотчас же он вскрикнул, и книжка в его руках задрожала.
— Смотрите, Груздев, — прошептал Бутягин, показывая пальцем на исписанную страницу.
Лебедев любопытно взглянул тоже: