Щепетнев Василий
Тот, кто не спит
ВАСИЛИЙ ЩЕПЕТНЁВ
ТОТ, КТО НЕ СПИТ
1
Колесо "Кировца" на четверть скрылось в колее, прицеп кренился с боку на бок, пытаясь сбросить молочные фляги, по горло утопленные в гнезда-держатели. Целых четыре фляги. Если наполнены доверху, то ферма голов на шестьдесят при нынешних надоях. Восемнадцать километров до центральной усадьбы. И оттуда сорок шесть до районного молокозавода, из них тридцать грунтовой дороги. Не молоко везут, а белое золото. Бело-голубое - учитывая вклад водопровода.
Петров поправил лямку рюкзака, более оправдывая паузу, держался рюкзак ладно, не тревожил, и вернулся на дорогу, на травяной коврик, что лежал меж глубоких колеин, припорошенный серой пылью.
Хорошо, вёдро. В дождик не ходьба, а мука. Да и кто в дождь доброй волей путешествует ныне?
Он шагал мерно, экономно, а за спиной погромыхивал, удаляясь, молочный поезд.
Из пункта А на север отправился пешеход со скоростью пять километров в час, а на юг - трактор "Кировец" со скоростью в три раза больше скорости пешехода. Через какое время они встретятся, если известно, что встречаться им, вообще-то, незачем?
На покосившемся бетонном столбике - заляпанный засохшей, наверно, весенней еще грязью, прямоугольник толстой жести:
д. Глушица
д. - значит, деревня.
Но и версту спустя не было ничего, по сторонам тянулись редкие осины да черные смоленые столбы электролиний по левую руку. Дальше лежали пустые непаханые поля - горючего не хватило, неудобья покупателей ждут, или просто - руки не дошли.
Ферма - низенькая, с "лежачими" крохотными окошками у крыши, когда-то штукатуренная и беленая, безнадежно обрастала навозом, который, словно годовые кольца дерева, ведал о былом процветании и нынешней скудости.
Млечный путь кончался распахнутыми деревянными воротами.
У южной стены, в огороженном жердями загоне уныло и сонно стояли коровенки, вяло шлепая хвостами по ребристым бокам.
- Эй, кто живой, отзовись! - Петров глянул в темный проем ворот. Мухи да оводы жужжали в ответ.
Он осторожно, выбирая, где ступить, миновал загон и, уже свободнее, подошел к стоящим поодаль избам - и смолоду некрепким, строенным не себе, артельно, наскоро, но странно достоявшим до сегодняшних дней, готовым стоять, пока живет в них кто-то, а опустеют - и рушатся в одночасье.
Калитка в штакетном заборе приоткрыта, крючок мелко качается на ржавой петле.
Гравийная дорожка хрустнула под ногами. Из хлева отозвался поросенок - сыто, довольно. И корову держат - вон лепешка свежая. Пасется, верно.
- Хозяева!
Дверь в сени низкая, смиренная. Стены увешаны снизками яблок, мухи азартно носились над ними, шалея от изобилия.
- Чего надо? - хмурое, заспанное лицо хозяйки выплыло из-под марлевого полога открытого окна.
- Молока не продадите?
- Чего?
- Молочка, говорю, - Петров рассеянно смотрел на огород. Помидоры, подальше - капуста, поздняя картошка, кустики зеленые, сочные. Соток пятнадцать, да прирезанных, "указных" столько же.
- Молока можно. Много?
- Литр.
- Сейчас, - хозяйка опустила марлевый полог, но шустрая муха успела залететь внутрь. - От заразы, спасу нет!
Петров скинул рюкзак, пристроил на лавке, широкой, темной от старости, сел рядом.
Крынка с устоявшимся утренним молоком, жирным, не пить жевать впору, припотела снаружи. Петров хлебнул, остановился, переводя дух.
Идиллия!
Женщина, повеселевшая от движения, а, может, и от денег, которые успела спрятать в какой-то из карманов цветастого фасонистого платья, очевидно, лишь недавно переведенного в затрапез, гоняла полынным стебельком мух с сушеных яблок.
- Вы тут по делу, или как?
- Гуляю, - Петров опять припал к крынке, припадочный молокосос, в такты с глотками молоко плескалось о стенки, громче и громче, девятым валом норовя попасть в ноздри. Он поспешил отставить кринку. - Гуляю.
- Да где же здесь гулять? Что за интерес? - полынная ветка повисла в опущенной руке и мухи тотчас вернулись творить непотребство.
- Люблю пешие походы. Дешево и просто, по отпускным, а здоровья на год хватает.
- Один или с кем идете?
- Одни. Сам командир, сам рядовой. В Курносовку добираюсь, там друг в фермеры подался, недельки две поработаю на него за картошку.
- А где это - Курносовка?
- В Каменском районе, соседи ваши. Разве далеко? - он обхватил крынку за горло - широкое, почти человеческое, прикинул на вес. Треть осталось.
- Так это через центральную усадьбу нужно до Марьино добраться, оттуда в Каменку попуткой, а уж затем в эту... Как ее...
- Курносовку.
- Вот-вот. Дальше ведь дороги нет, на нас кончается, она хлестнула по стене, полынный цветок, отлетев, упал в крынку и поплыл - серенький крохотный шарик.
- Мне шоссе не надо, я пешком, напрямик, - он допил молоко, катышек попал за губу и пришлось отыскивать его языком, перекладывать на палец и щелчком отправлять на грядки моркови.
- Хрю-хрю, - прокомментировали из сарая.
- Турист, - независимо от поросенка догадалась и хозяйка. - Угу, - на тыле кисти остались короткие белые полосы. Отпечатки губ так же неповторимы, как и пальцевые.
- Наверное, много интересного видите? - она приняла кринку, невольно покачала, прислушиваясь.
Пусто.
Пустенько.
- Нет, не очень. Красивые места попадаются, это да. Я больше для отдыха, поправки здоровья. Парочку лишних килограммов скинуть, - он встал, примерился к рюкзаку.
- Форма у вас ладная. В городе брали?
Петров провел рукой по мешковато сидящей, немного запылившейся гимнастерке. На два размера больше. Как и задумано.
- Точно. Старые запасы распродавали, я и ухватил. Хлопок, немаркая, цена подходящая.
- Я своему тоже взять хотела, у нас записывались, а он отказался. Смешная, говорит. А чего смешного? - она оглядела Петрова, и тот осмотрелся сам. Гимнастерка, ремень, галифе, сапоги. Фуражка со звездочкой. Эхо минувшей войны, реализация невостребованных товаров по социально доступным ценам. Дележ наследства империи.
- Ничего смешного, - пришел к выводу и Петров. - Форма офицерская, пошив сорок восьмого года, проветрил - и носи на здоровье. Практично и удобно.
- В сапогах не тяжко ходить?
- Отличная вещь - сапоги, не кроссовки сопливые. Опять же офицерские, легкие, - он притопнул ногой. - Я формы три комплекта взял, две летние и одну зимнюю, полушерстяную, шинель и две пары сапог. Хотел больше, да не дали.
Рюкзак пал на спину рысью, мягко. Сиди-сиди, покатаю захребетника.
- Хутор Ветряк на север? - компас откинутой крышечкой пустил зайчика в другое, затворенное окно и высветил кусок гнутой блестящей трубы. Спинка кровати с никелированными шарами.
