Галактика, до востребования
Огоньки ягод то и дело вспыхивали в траве, уводили от тропы в глубь леса. Земляника была крупной, душистой, теплой от солнца. Она буквально таяла во рту, и как я ни старался хоть что-нибудь собрать — в горсти ничего не оставалось.
Раздвинув ветки лещины, я вышел на небольшую поляну.
В нашем лесу таких полян тьма, потому что лес молодой, послевоенный, рос себе как хотел, без особого присмотра и заботы.
Я уже хотел вернуться к тропе — все ягоды все равно не соберешь, — как вдруг заметил среди кустов все той же лещины… синий почтовый ящик.
«Как он сюда попал? Кто-то выбросил, что ли?»
Однако ящик оказался прибитым к аккуратному деревянному столбику, вкопанному в землю.
«Почта? Здесь? В лесу?.. Чертовщина какая-то…»
В душе шевельнулось беспокойство. Я давно приметил: все, что нам непонятно, почему-то сразу настораживает. Видно, так уж устроен человек — неизвестность и любое отклонение от нормы он подсознательно связывает с каким-нибудь подвохом или опасностью.
Я машинально прошел в одну сторону от поляны, затем в другую и уперся в молодой соснячок. Я знал этот лес, как свои пять пальцев, и все же первая мысль, которая повела бродить вокруг поляны, была такой: «Может, кто поселился рядом? Лесник, например, или кто-то другой…»
Человеческим жильем, как я и ожидал, тут и не пахло. Почтовый ящик превращался в загадку.
Вернувшись на поляну, я еще раз внимательно осмотрел синий металлический ящик, пощелкал козырьком над щелью для писем. Сбоку на стенке белой краской было выведено № 14. Обычный почтовый ящик, каких в городе сотни и которых там без надобности просто не замечаешь.
Я потрогал дно ящика. Несколько раз приходилось видеть, как почтовые работники мгновенно выбирают письма: подъехали на машине, сунули под низ ящика зеленый мешок — и готово… Дно ящика оказалось фанерным. Досточка легко поддалась, и на траву неожиданно выпало… письмо.
«Здесь?! В лесной глуши? Какой-то розыгрыш. Но чей? Неужто почтальона?»
Я тут же как бы наяву увидел хромого Степана, нашего сельского почтальона, и отбросил свое предположение. Степану ума не занимать. Он начитанный, как-то говорил, что все популярные журналы просматривает. И вообще — сообразительный. Во время войны, в сорок третьем, ему покалечило ногу. Так он сам себе и протез сделал, и ходить на нем научился. После восстановления колхоза определили Степану легкую работу, лошадь дали. Ему сейчас под семьдесят, четверых внуков имеет, а с брезентовой сумкой не расстается. Агасфер почтового ведомства. Нет, Степан такой ерундой заниматься не станет.
Я наклонился и поднял письмо. Конверт был явно самодельный — из плотной бумаги, тщательно заклеенный. Зеленым фломастером на нем было выведено печатными буквами:
«Галактика, до востребования».
Я улыбнулся. Все ясно, мальчишки забавляются. Играют в пришельцев, наверное…
От нечего делать я присел в тени орешника, разорвал конверт. Почерк аккуратный, мужской. Буквы закруглены, связаны между собой, будто бусинки. И все же тот, кто писал, явно торопился — буквы пляшут в разные стороны. Я столько проверил в своей жизни ученических тетрадей (интересно в самом деле — сколько?), что могу по почерку определить даже настроение человека. Во всяком случае, ясно, что к галактике обращается мальчишка. Четвертый или пятый класс. Но кто же он?
Письмо начиналось то ли с молитвы, то ли с воззвания:
«О вы, пьющие нектар мысли в других мирах! Спешим сообщить о себе в год 387 341 после 46 миллионов от первого Медосбора мысли, пока время процветания не сменилось временем упадка и сна разума.
Знайте, что мы есть!
Мы — хозяева огромной прекрасной планеты. Нет нам числа, и жизнь наша пронизана целесообразностью и гармонией. Однако устройство нашего общества и гибельные силы стихий заставляют нас бессчетное количество раз подниматься на вершины духа и вновь спускаться до уровня животного существования. Каждый раз мы теряем драгоценные крохи знаний и опыта и начинаем все сызнова. Над нами висит проклятие Круга, и нет на всей земле нашей такого длинного лета, чтобы мы успели разорвать порочный Круг, нет таких тучных пастбищ, чтобы осыпать нас благоденствиями и позволить собраться с силами, и нет среди нас такой Матери, которая, забыв о Воинах и Кормильцах, рожала бы одних Мудрецов — тех, кто начинает нить мысли. Более того! Круг живет в нас, в нашем естестве. Он неистребим и всевластен. Даже у самых сильных нет сил разорвать его, а самым умным не хватает ума, чтобы выбраться за его пределы.
Бойтесь Круга, пьющие нектар мысли в других мирах!
Если вам каким-то чудом удалось выйти за его пределы или если вы изначально свободны от оков совершенства и гармонии, — услышьте нас!
Пусть продлится ваше Лето!
Идущие к вершине».
Обращение на этом кончалось. Дальше шли записи, похожие на дневник. Начинались они безнадежным и горестным утверждением:
«Я знаю, что Город погибнет.
И все равно беру дюжину ближайших Помощников и снова отправляюсь в нелегкое и опасное путешествие — надо еще раз осмотреть Падающий Свод. Мы выходим утром, с восходом светила. В коридорах Города уже полно народа: поодиночке и группами двигаются Кормильцы, торопятся выбраться на свежий воздух Крылатые, уверенной поступью вышагивают большеголовые Воины.
Вскоре мы подходим к воротам, и я сообщаю Стражникам, куда и зачем веду своих Помощников.
Правильнее было бы сказать, что мы прошли 401-м, 187-м и 682-м коридорами и вышли к 28-м Западным воротам, но эти обозначения и метки существуют больше для порядка, а ориентируемся мы обычно по наитию. Кстати, понятие это — „наитие“ — очень редкое. Кроме меня, в Городе им владеет еще 861 Ти. У него в памяти хранится много интересных, но крайне хаотичных и отрывочных сведений, и я люблю тянуть с ним нити мыслей. 861 Ти из тех немногих, кто уцелел во время Потопа. Да, два года назад, весной, было огромное половодье, настоящий Потоп, и наш Город погиб, а жителей его унесла большая вода. Несколько десятков счастливцев, которых погребли движущиеся с потоками валуны, спрятались в забытьи, как в зимнем сне. Спустя несколько недель вода ушла. Они выбрались из-под камней и создали новую Семью, которая восстановила Город.
Так что если Свод рухнет, а он рухнет непременно, Город погибнет и вновь возродится. Так было всегда, и так будет впредь. Единственное, чего я не знаю, — станут ли переносить его на новое место или заселят упавший Свод, превратят его в часть Города…
