Герберт Уэллс
Остров Эпиорниса [1]
Рассказ Уэльса.
Человек со шрамом на лице нагнулся над столом и, глядя на связку моих цветов, спросил:
— Орхидеи?
— Мало, — ответил я.
— Cypripedium, — сказал он.
— По большей части.
— Что-нибудь новое? Не думаю. Я был на этих островах лет двадцать пять, двадцать семь назад. Если вы нашли здесь что-либо новое, — вас можно поздравить. Немного осталось здесь другим коллекторам после меня.
— Я не коллектор, — сказал я.
— Я был тогда молод, — продолжал он. — Боже, куда только меня не заносило. Я прожил в Ост-Индии два года, в Бразилии — семь лет. Теперь еду на Мадагаскар.
— Я знаю кой-кого из исследователей, — сказал я, предчувствуя длинную историю. — Для кого вы собираете?
— Даусонам. Не думаю, чтобы вы когда-либо слышали о Бетчере?
— Бетчер, Бетчер? — Это имя положительно казалось мне знакомым; вдруг мне припомнился один очень интересный судебный процесс.
— Как! — воскликнул я. — Это вы и судились с ними, требуя за четыре года жалованье. Вы были заброшены на пустынный остров…
— Ваш слуга, — сказал человек со шрамом, кланяясь. — Забавный случай, не правда ли? Да, это был я. Не шевельнув пальцем, я составил себе на том острове маленькое состояние, а Даусоны даже не могут и упрекнуть меня. Я частенько об этом размышлял, сидя там, на острове, и, право, забавлялся. От скуки я даже занялся вычислениями, чуть не весь стол покрыл результатами их в виде громадных цифр, сделанных из мозаики.
— Однако же, как это все случилось? — спросил я. — Я что-то не помню!
— Гм… Слышали вы об Эпиорнисе?
— Слышал мельком. Андрюс говорил мне о новом роде, над которым он работал месяц назад, или около того. Как раз перед самым моим отъездом. Кажется, они нашли берцовую кость, чуть ли не в целый ярд длиною. Должно быть чудовище было!
— Я думаю, — сказал человек со шрамом, — не должно быть, а поистине это было чудовище. Птица Рок Слибода, вероятно, не что иное, как сколок с него. А, не знаете, когда они нашли эти кости?
— Года три или четыре назад — в 1891 г., я думаю. А что?
— Что! А то, что кости эти найдены ведь мною. О, Боже, ведь это случилось около 25 лет назад. Если бы Даусоны не были так глупы с этим несчастным жалованьем, они уж давно сделали бы хорошее дельце… Я, видите, не мог справиться с этой проклятой лодкой, которую тащило течением.
Помолчав, он продолжал:
— Полагаю, что это то самое место. Что-то вроде болота, миль около 90 к северу от Антананаривы. Быть может, вы даже знаете? Туда можно попасть, проехав вдоль берега на лодке. Вы не припоминаете?
— Не помню, но, кажется, Андрюс упоминал о болоте.
— Должно быть, то самое. Оно на восточном берегу. В воде есть что-то такое, знаете, что предохраняет от гниения. Пахнет в роде креозота. Мне так и вспоминается Тринидид. А что, нашли они там яйца? Некоторые из тех, что нашел я, имели 1 Ґ фута длины. Болото, знаете, закругляется, и один угол его совсем отделился от остального болота полосою наносного грунта и содержит особенно много соли. Да… И было тогда времячко! Кости эти я нашел совершенно случайно. Мы поехали за яйцами — я и еще двое туземных парней, на лодке, знаете: на одной из этих странных лодок, которые там в употреблении; вот тогда-то мы и нашли кости. С собою у нас было провизии на четыре дня и палатка, которую мы, как только приехали, раскинули в безопасном месте, недалеко от берега. Как вспомнишь об этом, так вот и слышится странный смолистый запах. Курьезная, знаете, работа. Идешь и щупаешь грязь железным прутом, пока не попадешь на яйца и не разобьешь одного из них. А любопытно, как давно жили эти Эпиорнисы? Миссионеры говорят, что у туземцев есть предание о тех временах, но лично я никогда не слышал ни о чем подобном [2].
Тем не менее, те яйца, которые мы нашли, были так свежи, как будто только что снесенные. Свежехоньки! Неся к лодке, негр уронил яйцо, и оно разбилось о камень. Как я отделал негодяя! Яйцо, говорю вам, было свежее, как только что положенное, а ведь, птица, которая снесла его, жила, быть может, лет четыреста тому назад. Негодяй оправдывался тем, что его укусила стоножка. Ну, да я не посмотрел на это. Целый день мы потратили на копанье в грязи, чтобы достать эти яйца в целости; мы были с головы до ног обмазаны этой проклятой черной грязью — неудивительно, что я был сердит. Насколько я знаю, это были единственные целые яйца — даже без трещины. Впоследствии ходил я в лондонский естественно-исторический музей; тамошние яйца все побиты и даже слиплись друг с другом — получилось, знаете, что-то вроде мозаики; не хватает целых кусков. Мои же были целехоньки, и я рассчитывал обработать их по возвращении. Понятно, я был зол на дурака, потерявшего результат четырехчасовой работы из-за какой-то стоножки. Ну, и попало же ему!
Человек со шрамом вынул глиняную трубку. Я положил пред ним свой кисет. Погруженный в задумчивость, он взял табаку и набил свою трубку.
— Ну, а что же с остальными? Привезли вы их домой? Я что-то не помню.
— Вот тут-то и начинается самая странная часть истории. У меня оставалось еще три яйца. Ну-с, положили мы их в лодку, после чего я пошел в палатку приготовить себе кофе. Оба проклятые язычника остались на берегу — один бесновался со своим укусом, а другой помогал ему. Мне даже в голову не приходило, чтобы негодяи могли воспользоваться случаем и отомстить мне. Полагаю, что всему причиною яд стоножки и мои подзатыльники; это они-то и побудили их выдумать такую дьявольскую штуку, — один из них и раньше казался мне весьма ненадежным.
«Как сейчас помню — сижу я, покуривая трубку, и наблюдаю, как кипит вода на спиртовой лампочке… я, знаете, всегда беру в такие экспедиции спиртовую лампу. Случайно я взглянул на болото и залюбовался картиной солнечного заката. Все болото казалось багровым и при том вперемешку с черным — полосами, знаете, великолепное зрелище. А за болотом вся местность до самого подножия отдаленных холмов была окутана каким-то туманным сумраком, небо же было красным и казалось устьем пылающей печи. А в расстоянии всего каких-нибудь пятидесяти ярдов у меня за спиною сидели эти проклятые язычники и, не обращая внимания на красоту вечера, сговаривались, как бы удрать на моей лодке, оставив меня одного на берегу с трехдневным запасом провизии, палаткой и одним маленьким бочонком пресной воды. Случайно слышу я какой-то вой позади себя; обертываюсь, а челнок — его и лодкой-то нельзя назвать — ярдах уже в 20 от берега, и негодяи гребут из всех сил. Я сразу смекнул, в чем дело. Ружье мое осталось в палатке, да к тому же у меня и пуль не было, а только утиная дробь. Они знали это. Но в кармане у меня лежал револьвер; выхватив его, я кинулся к берегу.
