Алексей Борисов - Утро Земли

Над головой было ярко-синее, ослепительно чистое, свежее, словно умытое, небо. И ни облачка, ни пылинки в лазоревой бесконечности.

Где-то у самой границы взгляда лицо щекотали солнечные лучики, только ресницы их и чувствовали, а где само солнце – не разглядеть. Но оно где-то есть, именно так, и никак иначе. Вся синева пронизана каким-то странным, невидимым узором. Этот узор не рассмотреть глазами, его можно только почувствовать. Легко представить: что солнце там, высоко-высоко.

Вот только солнце не видно уже несколько месяцев.

Но память ещё живёт, и стоит всего-то вспомнить, оторваться от реальности, уткнуться головой в подушку и сжать до боли веки. Зашелестят сквозь память светлые зелёные листочки, где-то зазвенит над головой, задребезжит над ухом.

Шум жизни, его ни с чем не спутаешь.

– Проще забыть, – прошептал себе под нос Евгений. У него не осталось сил кричать и в исступлении бить кулаками морозно мокрые бетонные стены. Все силы растрачены на борьбу с немой яростью и бессилием.

Он заставил себя, напряг руки, оттолкнулся и поднялся с мятой постели, пропитанной застарелой сыростью. Бывало, раз в месяц он предпринимал попытку привести постель в порядок, выползал наружу со счётчиком в руках, искал поблизости чистый снег, а потом устраивал стирку.

На него смотрели как на сумасшедшего. Давно никто не заботится о таких пустяках, как чистая постель. Был бы в порядке химический фильтр, была бы вода, а там, Бог даст, до весны хватит консервов.

– Ты как? – спросил его Пётр.

Евгений посмотрел в лицо товарища, и словно увидел себя со стороны. Да уж, за эти месяцы они стали похожи. У всех худые, серые лица, люди измученны затхлой сыростью убежища: и Стас, и Вера, его сестра, и умник Гришка. Тот вообще отвергает гигиену, говорит, это бессмысленно. Вот придёт весна, твердит умный придурок, из Москвы прибудут войска, всех откопают, вытащат на свет, отмоют от вшей и будет всем счастье.

– Нормально, – Евгений ответил хриплым голосом спросонья.

– Твоя очередь фильтр чистить, – скривился Пётр и зашёлся громким сухим кашлем.

– Знаю, – кивнул Евгений, снял с гвоздя телогрейку и набросил на плечи.

– Ничего, скоро весна, – Петр не то поморщился, не то улыбнулся воспаленными губами, – Я предложу Верке выйти за меня, вот увидишь, она не откажется.

Евгений легонько постучал товарища по плечу. Кто знает, сколько ему осталось? И кто обвинит Петра в том, как он воспринимает сочувствие немолодой женщины к смертельно больному? Тут в пору выдумать все, что угодно, лишь бы с ума не сойти. А Вера молодец, никому из них не даёт и не даст. Иначе началось бы такое, что и представить трудно. К тому же брат её, Стас, крутой парень. Такой сестру не позволит обидеть. Может, сам её трахает по ночам, кто их разберёт?

Евгений с остервенением сплюнул под ноги. Нельзя, – сказал он себе, – надо прогнать из головы этот бред.

– Конечно, она выйдет за тебя, – кивнул Евгений Петру, – Весной.

Пётр вздохнул и тихо, нехорошо рассмеялся. Потом опять закашлялся. И Евгений подумал, что до весны этот точно не дотянет. И когда она будет, весна-то? Он начинал считать, а потом сбился со счёта.

С тех пор, как по радио звучал растерянный голос, прошло дней двести, не меньше. И если бы не убежище, рассчитанное на сотню людей, тогда… Об этом страшном тогда Евгений старался не думать. Но память снова и снова пробуждала надорванный голос в треске эфира.

«В это утро многие не успели проснуться, им повезло. А я вот не сплю. Но меня клонит в сон. И тошнит ужасно. Я-то знаю, чем всё кончится. Мне даже не нужно выходить наружу. Странно, что радиовышка устояла. Оплавилась только, но, может, ещё работает. Всем, кто меня слышит, помоги вам Бог. Это радиостанция города Сыктывкар. Я пойду немного прилягу, посплю. Слушайте эфир, может кто-нибудь ещё…».

Второй раз они не поймали голос облучённого радиста. В эфире где-то на краю слышимости были и другие голоса, но слишком далеко, неразборчиво и недолго. Потом у радио сели батарейки. Стас и Гриша собрали динамо-машину, но как-то криво собрали, приёмник только потрескивал, и тускло мигала лампочка под шкалой. А делать отводку от кабелей не решились, вдруг потухнет свет в подземном доме?

Тогда – смерть.

А прежде – безумие от страха, темноты и холода.

Темнота и холод были хватким проклятием, от которого, казалось, леденели мысли. Кому как, а им повезло. Пятеро людей из пригорода крупного населённого пункта на юге Урала успели спрятаться под землю. А всё Гришка, умник. И ведь надо же, вспомнил про бесцветную картонку в сыром подвале. Там стрелка красная, а рядом моток кабелей из одной стены другую. И словно из другого мира, где остались скользкие парты, зелёная краска да настенные плакаты с командами. Вспышка справа!

Они вспышки не увидели. Бросились вниз. Евгений со Стасом поднатужились и наглухо закрутили ворот тяжёлой двери. Пока сварливо трещали в полутьме разбуженные старые лампы, они словно заново посмотрели друг на друга. Пятеро едва знакомых, почти чужих людей, если не считать Стаса с сестрой. Стас выглядел подтянутым, стремительным и собранным с той особой внутренней твёрдостью, которая отличает профессиональных военных. Они с Евгением невзлюбили друг друга с первой минуты. Почему он без формы? – удивился Евгений и как-то позже спросил об этом вслух. Сестра Стаса была худощавая, по-спортивному изящная женщина с ранними морщинами на усталом лице. Вера ни на минуту не покидала брата, точно боялась потерять уверенность, опору в лице сильного и близкого человека. И в тот момент быстро ответила за Стаса:

– Контузия.

Стас дёрнулся, но сестра его удержала. Как знать, чем бы закончился диалог, так неудачно начатый вопросом? Но Вера придержала брата за локоть. С тех пор Стас и Евгений старались вообще не говорить без необходимости.