В тот день, когда Синие прекратили передачу, Смотритель кружил вокруг Глаза, напевая и слоняясь среди других, менее интеллектуальных ремонтных роботов.
После того, как пришла новость, он прекратил напевать.
Недалеко от центра Глаза – огромного радиотелескопа, парящего в пространстве за орбитой Юпитера – находилась гигантская сферическая цистерна, в которой когда-то хранилась вода, необходимая людям во время строительства. Они также обитали в ней – занимая герметичные каюты, окруженные водой, защищенные от радиации.
Теперь их больше нет – давно уже нет – но темно-синяя цистерна осталась.
Однажды Смотритель подумал, что она похожа на огромный пустой холст.
III
До появления Глаза, не существовало радиотелескопа, чувствительного настолько, чтобы выделить сигналы разумного происхождения из радиопомех космического фонового шума.
Но затем начался пир: цунами знания, почти за пределами человеческого понимания. Тем не менее, послания показали, что человечество по-прежнему находится в глубоком одиночестве. Все сигналы происходили из других галактик, часто с расстояний, граничащих с космологическими. Они были отправлены сотни миллионов лет назад, когда динозавры были новой вехой эволюции.
Но было, что-то еще более пугающее, чем даже одиночество.
В любой момент времени Глаз улавливал сообщения от примерно сотни цивилизаций, но каждая проявляла активность только несколько веков, перед тем как умолкнуть. Полное число оставалось примерно одинаковым, поскольку всегда возникали новые виды и открывали радиоастрономию, но они также были обречены провести относительно короткий срок в составе сотни. За несколько славных веков они транслировали свое культурное наследие в небо; обогащая знание других прослушивающих культур.
Но затем – часто это происходило примерно в то время, когда они начинали открывать некие наиболее интересные вещи, которые можно было проделать с элементарными частицами – они переставали отправлять послания.
Обычно без какого-либо предупреждения.
III
Это не беспокоило Смотрителя.
Но при обслуживании Глаза он заметил, что довольно сильно привязался к некоторым из этих транслирующих культур. Его захватывала их история, он был поражен их биологией и их взглядам на мир.
Он напевал их музыку и размышлял над их искусством.
И ждал с глубокой, растущей печалью дня, он всегда знал, что он настанет, внезапного, ревущего молчания из этой части неба.
III
Он перешел к части Фрески, которая отображала отправителей из далекой галактики в созвездии Скульптора.
Смотритель разметил цистерну едва заметными линиями небесной широты и долготы. В точных координатах транслирующей цивилизации, он нарисовал спиральную галактику, во многом похожую на нашу собственную; импрессионистский завиток белил и охры. Она была одной из первых галактик, которые нарисовал Смотритель, и, несмотря на то, что с тех пор он приобрел в этом деле немалую сноровку – куда более искусные были разбросаны по всей Фреске – было определенное обаяние в стараниях, которые он приложил к ней.
В двух третях от ядра галактики, Смотритель отметил расположение солнечной системы транслирующей культуры.
Он подумал о них: синих, обладающих щупальцами водных существах с настолько сложной репродуктивной системой, что Смотрителю понадобились десятки лет, чтобы выяснить, сколько у них полов. Их музыка была даже более изощренной; звучащей на первый взгляд, как синхронное утопление. Но Смотритель упорствовал в своем, и через некоторое время заметил, что сам напевает одни из наиболее доступных частей.
Но теперь их нет.
Умолкли.
III
Тогда ничего другого не остается.
С печалью в сердце – но в то же время ободренный выполнением важной задачи, которую он должен был выполнить – Смотритель подготовил необходимый ему определенный оттенок темно-синего. Когда все было готово, он осторожно отправил галактику в забвение, как реставратор картины великого художника устраняет пятно. Смотритель хорошо знал свое дело, и когда он закончил, не осталось никаких признаков существования галактики.
Фреска соответствовала времени, но пройдет немного времени, перед тем как ее снова нужно будет изменить.
Искусство долговечно, подумал он. А жизнь коротка.
