Сергей Минцлов - Царь царей...

В 2012 г. нашим издательством, впервые за многие десятилетия, был переиздан (с обширными комментариями и биографическим очерком) ценнейший исторический документ — книга «Петербург в 1903–1910 годах», состоящая из дневниковых записей Сергея Рудольфовича Минцлова (1870–1933).

Фантастическая повесть «Царь царей…» продолжает публикации, связанные с наследием С. Р. Минцлова — выдающегося библиофила и библиографа, занимательного рассказчика и одаренного прозаика, журналиста и путешественника, археолога и коллекционера.

Это примечательное произведение С. Р. Минцлова можно отнести сразу к нескольким ответвлениям научной фантастики — например, к фантастике «палеонтологической» или к поджанру «затерянных миров». Одновременно, повесть является очевидной предшественницей распространившейся позднее в Советском Союзе «географической» фантастики.

При жизни автора повесть, впервые изданная в 1905 г., выдержала четыре издания. Последнее из них, под названием «Огненный путь», вышло в свет в 1929 г. в Риге, где Минцлов провел последние годы жизни.

Текст повести дан по 3-му изданию (СПб.,1912) с исправлением ряда устаревших особенностей орфографии и пунктуации.

В дальнейшем издательство Salamandra P. V. V. планирует опубликовать сборник фантастических и приключенческих рассказов С. Минцлова и продолжение его мемуарно-дневниковых записей.

— Михаил Степанович, погодите!

Торопливо шагавший по лужам тротуара молодой человек в драповом осеннем пальто с поднятым воротником отклонил вправо зонтик и оглянулся. Опушенное русой бородкой добродушное, но озабоченное, как у большинства петербуржцев, лицо его вдруг просияло.

— Павел Андреевич! — горячо воскликнул он, крепко пожимая руку догнавшего его высокого полного господина в огромной шубе и меховой шапке над скуластой, калмыцкого типа, физиономией. — Вы какими судьбами здесь? Давно ли в Питере?

— Три дня, как уж имею это несчастие… — несколько тягучим голосом ответил господин в шубе, распахнул ее, достал из кармана платок и вытер вспотевшее лицо свое.

— Это не город, а хлябь небесная: декабрь месяц, а дождь льет как в июне.

— Как ваши разведки на Урале?

— Вы куда шли? — вместо ответа спросил Павел Андреевич.

— Я к Ивану Яковлевичу, а что?

— Так пойдемте вместе, побеседуемте под иной кровлей… — он указал глазами на зонтик, по которому выбивали дробь и брызгали внутрь мелкою пылью дождевые капли. — И я загляну к старику.

Знакомцы зашагали дальше.

— Зачем вы к Ивану Яковлевичу? — продолжал приезжий. — Кирпич, что ли, какой-нибудь нашли с клинописью? — в голосе его прозвучала легкая насмешка.

— Кирпич? Целые скалы исписанные открыл в Сибири: я все лето провел вокруг Байкала.

— Вот как… — протянул Павел Андреевич. — И что же гласят ваши надписи?

— Понятия не имею; я ведь этнолог[1] и только. Но ничего похожего нет в них на известные уже письмена. Так заинтересовали они меня, что срисовал и отвез к Ивану Яковлевичу для разбора. Теперь иду за ответом. А у вас как шли дела?

— Плохо… Пермские отложения исследовал. Это своего рода пустыня; почти никаких остатков в них нет!

Разговаривавшие достигли навеса подъезда, выступавшего на тротуар, и молодой человек остановился и дернул за ярко вычищенную медную головку звонка.

Минуты через две дверь приотворилась, и показался высокий, тощий старик в долгополом коричневом сюртуке старомодного покроя. Бритое и угрюмое лицо его, подпертое снизу жестким белым воротником, при виде гостей сделалось еще строже. Тем не менее он отворил шире дверь и отступил назад.

— Здравствуй, старина! — весело сказал Михаил Степанович. — Дома барин?

— Дома-с… — отвечал лакей глухим голосом и не то слегка поклонился, не то отвел в сторону длинное лицо свое с черными, упорно внимательными глазами навыкате; в густых коротких волосах его серебрилась сильная седина.

Мрачный тон ответа заставил москвича остановиться среди лестницы и повернуться.

— Здоров Иван Яковлевич? — спросил он, заподозрив что-то недоброе.

— Здоров-с… — еще зловещее выговорил старик.

Михаил Степанович, шедший уже по второму колену лестницы, перевесился через перила и засмеялся.

— Каркает это он! С чего? что еще случилось?

— Пожалуйте-с… там увидите… — сухо ответил лакей и, заперев дверь, последовал за обоими гостями наверх.

В передней гости сбросили шубы; Михаил Степанович первым быстро вошел в длинный и низкий зал, казавшийся пустынным благодаря сурово-скудной обстановке времен Александра I. Против окон, у стены, стоял темный, жесткий как камень диван из красного дерева и такие же стулья. Из-за них строго взирали оправленные в когда-то золоченые рамы двое неведомых вельмож с кружевами и орденами на груди. Только небольшая зеленая горка из камелий и нескольких туй слегка скрашивала неуютный вид зала.

В левом конце его за огромным письменным столом, заваленным грудами книг и рукописей, сидел, низко склонясь над бумагами, белокурый господин с розовым пухлым лицом.

Услыхав шаги, он поднял голову, блеснули стекла очков и из-за них уставились на входивших два казавшихся непомерно огромными серых глаза.

— Здравствуйте, дорогой Иван Яковлевич! — на ходу произнес Михаил Степанович, и при первых звуках его свежего, веселого голоса недоумевавшее лицо сидевшего расцвело еще более и озарилось улыбкой.

— Михаил Степанович! — воскликнул он, подымаясь и частыми мелкими шажками спеша навстречу гостю. — Как я рад!

— Я не один, с Павлом Андреевичем! — добавил Михаил Степанович, отвечая на горячие пожатия хозяина, завладевшего обеими руками его.

— И мы к вашим пенатам попали! — пыхтя, заявил вошедший москвич.

— Милые мои! Да как же я рад! — хозяин не знал, на кого смотреть и к кому обращаться.

— Откуда, какими судьбами? Да что же мы стоим? Садитесь! Продрогли, должно быть, в такую погоду! Антон, чаю скорей, завтракать нам, вина!..

Старик-лакей стоял у двери и, заложив одну руку за борт сюртука, а другую за спину, смотрел, поджав губы, на своего суетившегося барина, казавшегося издали, благодаря живости, маленькому росту и начисто выбритому лицу, мальчиком лет двенадцати.

— Прежде всего, посмотреть на вас хочу! — продолжал хозяин, побежал к письменному столу и принялся шарить на нем. — Столько времени не видел вас, Павел Андреевич! Антон, да где же пенсне мое, наконец?! — воскликнул он, не находя требовавшегося предмета. — Где оно?