Марек Баранецки
Голова Кассандры
В последние дни июля в лесах ни с того ни с сего появились попугаи. Размером некоторые из них были с плечо взрослого человека. Их малиновые головки и зеленое оперение, переходящее в кармазинное у хвоста, расцвечивали мир яркими, радостными красками. Теодор Хорнис — мужчина в расцвете сил, с наброшенной на плечи шкурой тигра, долго наблюдал, как глупые птицы неуклюже раскачиваются на ветвях сосен и елей. Иголки вонзались в розовые лапки. Предназначенные природой для гладких тропических стеблей. В течение двух последующих дней Хорнис сделал семь сетчатых клеток и накрыл ими муравейники по обеим сторонам дороги на водопад. Птицам нравилось раскапывать муравейники и валяться на них. Ранней весной — в первую неделю августа, если считать по календарю, над долиной появился истребитель-бомбардировщик дальнего действия.
Тип его был незнаком Хорнису. Самолет сделал три круга метрах в ста над землей и расколол тишину погожего дня оглушительным ревом реактивных двигателей. Теодор Хорнис поднялся с лежака, выставленного под раскидистым дубом, достал из специального ящика клетчатый флажок и подошел к краю посадочной площадки.
Огромная четырехмоторная машина уже подруливала к середине посадочной полосы. Хорнис показал пилоту, где развернуться. Самолет немного увеличил обороты и покатил на указанное место.
Через минуту из фюзеляжа по грузовой платформе спустился пилот, расстегивая на ходу молнии комбинезона. Они молча протянули друг другу руки и, разом отбросив сомнения, — слишком велика была радость встречи обняли друг друга. Когда прошло первое волнение, пилот представился по-французски:
— Ив Джефферсон, из полка связи.
— Теодор Хорнис, — ответил встречающий и, кивнув на нашивки на летной форме гостя, спросил: — Air Force?
— Нет, я независимый, — Джефферсон запнулся, — мы ведь все независимые. Это только нашивки.
Тут Хорнис заметил, что военный номер на самолете замазан зеленой краской, а на его месте рядом со звездой в круге нарисован кленовый лист.
— Пойдем ко мне. Чем-нибудь перекусим — полдень уже:- предложил Хорнис.
Обед состоял из трех блюд, а в конце хозяин принес со склада две бутылки выдержанного красного вина. Джефферсон рассказывал о себе, о полке, об их намерениях. О том, что уцелело и что появилось нового. Так было каждый раз, когда кто-то прилетела в долину. За последний год Хорнису нанесли два воздушных визита. Первым прилетел русский — Василий на МИГ-52, а потом — индиец Мишра на «Фантоме-124». Они были единственными людьми, которых он видел за это время. Других Хорнис не искал, хотя километрах в трехстах на юго-восток находилось селение. В котором жило больше шестисот человек. Когда-то Хорнис ездил к ним. Пока не решил, что эти посещения ему почти ничего не дают. Он стал отшельником и привык к одиночеству. С того дня, когда вспыхнула третья мировая война и за пять послевоенных лет сбылись все мрачные пророчества относительно судеб земного шара, Теодор Хорнис пошел своим путем. Он не искал людей. Когда они встречались Хорнису, он недолго оставался с ними. Он наткнулся на эту воздушную базу и вступил во владение ею, поскольку никто другой на нее не претендовал. За тринадцать лет своего отшельничества на базе Хорнис стал легендой для этой части континента. Он прослыл великим следопытом, который, как говорили, никогда не возвращался из похода с пустыми руками.
Ив Джефферсон держал в руке очередной бокал вина, собираясь задать вопрос, который он уже некоторое время формулировал про себя.
— Может это с моей стороны неуместно, Теодор, но полковник хотел бы знать, известно ли тебе, как обстоят дела: ну, хотя бы в общем?
— В общем? — переспросил Хорнис. — Чьи дела в общем?
Джефферсон смущенно молчал.
— Ты же знаешь, что в мире не осталось доминирующей силы. Бывший ядерный щит — как дырявый зонт, а нас мало, — продолжил он через минуту, словно обращаясь к самому себе. — Две эскадрильи в Канаде, одна, разукомплектованная, в Испании, несколько в Индии и столько-то — я точно не знаю — на Тибете и в Африке.
Американцы и русские почти совсем не летают, хотя у них должно остаться больше всего машин.
Передвигаться приходится на телегах или в повозках, запряженных рогатым скотом. До сих пор еще никто не рискует пользоваться радио, потому что, кажется, Механизм стал более чувствительным.
Хорнис согласно кивнул и сказал:
— Индийцы с этим справляются.
— Да, но они знают, что не являются главной целью, — Джефферсон прервался и только через несколько секунд решился говорить прямо: — Мы знаем, Теодор, что ты самый лучший следопыт в этой части континента. Я скажу тебе откровенно.
Мое начальство хочет купить у тебя: «Голову Кассандры».
Хорнис отставил бокал в сторону так резко, что всё вино выплеснулось на стол.
— И русские хотят ее купить, — он повысил голос, — и испанцы хотят, и китайцы. И поляки тоже. Но это миф. Её не существует. А даже если и существует, её никто не найдет! Понимаешь, никто! Пока она сама не даст о себе знать.
Он вскочил из кресла и заходил взад-вперед по комнате.
— Я ищу ее тринадцать лет. Каждый раз, когда я нападаю на новый след, мне кажется, что это Она.
Мысль о ней не дает мне покоя ни днем, ни ночью, и мне начинает казаться, что она неуловим и издевается надо мной. Если она вообще существует: Вы все просто посходили с ума из-за нее! Кто вообще ее так назвал? Кто сейчас может сказать, откуда пошла эта легенда? Все это миф и ничего более. Миф, который, наверно, необходим нашему миру, потому что у него осталось слишком мало страха. Всем, кто сюда прилетает или приезжает, я говорю то же самое. «Головы Кассандры» не существует. Она порождение больного воображения этих, из лесов, а разнесли этот вздор, должно быть, попугаи: Кто еще как не птицы в наше время, когда связи между поселениями нет никакой.
Он остановился у окна, разглядывая верхушки пальм и буков на фоне голубого неба. Первый порыв уже прошел. Теперь его голос звучал совсем тихо и в нем звучала ирония:
— Да и продешевить боязно. Чем вы мне заплатите?
— А сколько тебе предлагали до этого? — Джефферсон не уловил иронии.
Хорнис рассмеялся и повернулся к нему.
— Русские предлагали мне гарем и пять тонн золота в слитках и изделиях. Что можете дать мне вы? Два гарема?
Теперь и Джефферсон рассмеялся и смех его нарастал с каждой минутой.
— Десять тонн, — с трудом выдавил он, задыхаясь.
Их смех, наткнувшись на стену леса, эхом прокатился по долине и переполошил коз и овец в загоне. Они настороженно прислушивались к незнакомому звуку. Только небольшая немецкая овчарка. Подняв голову, слушала их с ленивым любопытством. С минуту она смотрела в сторону распахнутых дверей деревянного домика, в котором сидели двое мужчин. Странные существа, чужие среди пышно пошедшей в рост зелени.
