Дембский Эугениуш
Вонючая работа
ЭУГЕНИУШ ДЕМБСКИ
Вонючая работа
За окнами лениво потягивался вечер - совершенно будто сытый котяра под рукою хозяина - создавая впечатление, будто бы он длиннее, чем на самом деле. Долгий осенний вечер: мокрый и холодный, будто язык у собаки, что нашла в поле еще не замерзшую лужу.
Хонделык поерзал в кресле, передвинул босые стопы, поджал зарумянившиеся от бьющего из камина тепла пальцы. Какое-то время он приглядывался к эволюциям собственных стоп, которые выкручивались, ежились и выпрямлялись, растопыривая пальцы веером. Обтягивающие кожаные штаны не скрывали форм длинных, крепких ног. Он был высокий мужчина - что было заметно даже тогда, когда сидел - он занимал кресло, табуретку, на которую опирал щиколотки, но ноги все равно частично висели в воздухе. Одна рука опиралась о стол рядом с кружкой, вторая покоилась на животе. Голову он откинул на высокую спинку и крутил ею, то смотря на огонь, по поглядывая на Кадрона. На худощавом, вытянутом лице рисовался покой и сытая леность, только вот по глазам, их окружению и морщинкам у носа, было видно, что лицо мгновенно может превратиться в грозную маску. Кожаные сапоги с высокими голенищами стояли в правилах сбоку. От них шел пар. Кадрон склонился и чуточку их передвинул, проверил ладонью, сколько тепла приходит к сапогам, и повернул голенища, чтобы сохла и другая сторона.
- Успокойся, все равно выходить не собираюсь, - буркнул Хонделык, потянувшись. Суставы щелкнули, рука сама потянулась за кружкой с горячим пивом с пряностями. - Завтра пойду на рынок, погляжу, что оно тут имеется... Посидим пару дней и отправимся. Отдых нам пригодился, только меня тянет дальше.
В двери постучали. Кадрон зыркнул на Хонделыка и с упреком покачал головой: "Накаркал", потом, охнув, поднялся, отряхнул полы задравшегося кафтана.
- Открыть?
И он направился к двери, не дожидаясь разрешения. Хонделык догнал его словами:
- А открой, открой! - Сам же спустил ноги с табуретки. - Погодь... крепко зевнул он. Старик послушно остановился. Рыцарь выдернул правила и сунул ноги в теплые, хотя и сыроватые сапоги. Он встал, притопнул и снова уселся. Затем позволяюще махнул рукой.
Кадрон сделал пару шагов, потянул за скобель замка.
- Сможет ли твой хозяин посвятить мне немного времени ради одного важного и не терпящего отлагательства дела? - спросил прибывший.
Хонделык глянул через плечо. Темнота коридора скрывала задавшего этот вопрос, а свет от лампы и от камина заслонял Кадрон. Слуга стоял молча, ожидая приказаний рыцаря.
- Впусти гостя, Кадрон, - сказал Хонделык, поднимаясь.
Прибывший переступил порог и склонил голову в поклоне. Он не позволил себе хоть в чем-то нарушить вежливость - глаза, как и следует, прикрыл веками, поклон выдержал аккурат настолько, чтобы проявить уважение. Потом же выпрямился и дал волю любопытству. Сам он был высоким юношей, держался прямо и свободно. На юношеском, гладко выбритом лице хозяйничал свежий румянец, и причиной его был не один только осенний морозец. Глаза у него были темными, окруженные длинными ресницами, успех у всех девиц гарантирован. Под правым глазом была родинка, но она никоим образом парня не уродовала. Волосы, светлые и длинные, плотно связанные ремешком на темечке, а затем срезанные, выглядели словно длинная, еще не вылезшая от употребления кисточка брадобрея. Продуманно и экономно расшитый кафтан с рукавами до локтей ложился на широкой груди, из под кафтана выглядывала тонкая сорочка. В руке он держал бурку. Оружием парню служила тяжелая, богато изукрашенная рапира на тонком ремешке; на ногах высокие сапоги, похожие на те, что были на Хонделыке. Почти что не грязные, следовательно, сюда он прибыл не пешком. Хонделык кивнул Кадрону, указал гостю на второй, уже придвигаемый слугой стул. Юноша поблагодарил, бросил бурку на пол, изящно поправил оружие и уселся. Хозяин поднял кружку.
- От горячего пивка не откажетесь?
- С удовольствием, - ответил на это прибывший. - Погода ужаснейшая. Вот только! Забыл же, - он вскочил, - представиться. Зовут меня Ялмус, сын Кротобахавого, хозяина в замке Гайхеррен.
- Меня зовут Хонделык, - сообщил хозяин, протягивая руку к кувшину. Он налил гостю и себе, после чего оттолкнул посудину. Кадрон понял жест, схватил кувшин и вышел.
- Рад тебя встретить, пан. Скучно здесь, правда, у меня еще не было оказии приглядеться к окрестностям, только утром сюда приехал, но рад, что ты посетил меня. От питья пива в одиночку лучше только одно: пить пиво в компании.
Они одновременно сделали по хорошему глотку горячего питья, пахнущего хмелем, пряностями и медом. Гость облизал губы.
- Наш город клонится к упадку, - сообщил он. - Вот уже два года. Как раз, как я вернулся от двора князя Фильбы Большеглазого...
- Которого за глаза больше Вылупком зовут, - усмехнулся Хонделык.
- Все так, только он господин мудрый и добрый.
- Не отрицаю. Он и мне знаком.
Юноша помолчал какое-то время, а затем весьма серьезно сказал:
- Ежели разрешишь, пан, так я к делу вернусь. Так вот, пару лет назад город наш цвел, селяне по полям крутились, мещане себе торговали, купцы к нам аж двумя трактами наезжали. Ярманки наши известные были. Все можно было купить: и мясо, дочерна завяленное, и ткани со всех концов света, и рыбу, что русые на солнце сушат, даже повозки, кто какие только пожелает...
- Лишь бы черные, да на двух колесах, - перебил его Хонделык.
- Не понял?
- Прости. Шутка вспомнилась. Продолжай.
- Вся округа цвела. Но за пару месяцев до моего возвращения постигло нас проклятие, прямо рок какой-то. - Он поднял кружку и, наклонив ее, прокатил по столу. Выступ дна загрохотал по столешнице. - Угнездилась тут зараза летучая, поначалу ее драконом звали, а уж потом, как будто все сговорились, что драконом такую срань называть как-то и не благородно, и стали звать ее франчей. Так что, округа вымирает, а сама мысль о том, что именно вонь всех нас собаке под хвост пустила...
- Уж если срань, пан мой, так почему вы от нее не избавитесь? - начал было Хонделык, но тут вошел Кадрон с пахучим жбаном, и сладкий запах воцарился над всеми запахами в комнате. Слуга поставил жбан на табуретке у камина, рыцарь же показал ему на стул. - Ежли чиряк мучает, так его резать надо, - сказал он Ялмусу.
- Так ведь и сделать это должен опытный цирюльник, - усмехнулся гость. И сразу же посерьезнел. - Эта крылатая гадина поселилась в пещере на холме неподалеку от высохшего русла, как раз на стыке холмов, полей и леса. Туловище у него больше, чем самый крупный вол, весь в перетяжках, что твоя глиста, а некоторые говорят, будто окорок, шпагатом перевязанный. Крылья во, хвостище длиной локтей в пятнадцать, четыре лапищи с когтями, что лошадей в клочья разрывают, а доспех - прям на кусочки. Ну и харя, надо понимать, соответствующая... будто бочонок, чтоб у него яйца лопнули! добавил он от души, но, вспомнив где находится, тут же приложил руку к груди. - Ты уж прости, пан, только холера эта... Поначалу ничего особого и не деялось, ну лазило это чудо, там овечку, там телку сожрет, что тут поделаешь. Такая уж воля. Оно, даже и интересней жить стало, молодые люди приедут, франчу из луков обстреляют и возвращаются довольные. Мужики спалить пробовали, с топорами на нее ходили, только она нескольких по кумполу стукнула, так они забавы свои и перестали. Купцы иногда, чисто от скуки, брали проводника, да и ездили осматривать чуду, что ни говори, а драконы просто так на свете не водятся. Ну, а потом оно и началось. Чудище это, как оказалось, жрет, оно и понятно, баранов да гусей, потом зажевывает корой и молодыми деревьями, что твой бобер, а закусывает известняком с холма неподалеку от своей пещеры. И вот, то ли известняк, то ли древесина, или что еще, один Бог знает, в общем... - Он развел руками. - Ну... как бы тут сказать... дерьмо ейное, - тут гость кисло усмехнулся, - именно оно всю округу псу под хвост как раз и пустило. Ходит франча на речку, там и опорожняется. И вот тут-то самая хреновина и начинается: вонь ужаснейшая! У воды цвет такой, что от самого только вида у человека внутренности выворачивает, а ежли первая волна даже и сойдет, но кто по неосторожности-таки напьется, то умирает от болей; так сильно вопящих людей я даже на войне не видал. И никогда ж не известно, когда эта гнида на речку отправится, это раз... - Ялмус выпрямил большой палец. - Купцы нас стороной обходят, потому что пару раз напали как раз на зараженную воду, это два. И в третьих, все больше земли не обрабатывается. Мужики злые, голодные, разбоем шалить начали. Эти, что вниз по реке, опять же, претензии к нам имеют, что на нашей же земле, так нам бы и убить следовало. Ну а в четвертых, - гость понизил голос, прикусил нижнюю губу, - стыд-срам по всем окрестным землям пошел. Нас так и называют: засранцы. И тут тебе ни к девушке полюбовничать, потому как конкуренты тут же нос затыкают, и этого одного достаточно, чтобы и дамочки спиной поворачивались. Никакой же чести засранца в мужья выбрать, родители девку на посмешище не отдадут. Вот так теперь мы и живем, казна пустеет, со дня на день пойдем по миру. Из колодцев несет, будто из... - тут он не выдержал и сплюнул. - Вы уж простите, но уж как говоришь об этом, так прямо пеной изо рта исходишь.
