Щербинин Дмитрий
Пробуждение
Щербинин Дмитрий
ПРОБУЖДЕНИЕ
Посвящаю Лене Г...
Странная то была ночь - очень долгая, наполненная загадочными, страшными снами. Уже просыпаясь, Алеша припоминал, что там, во снах, очень-очень хотел, чтобы они поскорее прекратились, но они все тянулись и тянулись, и не было из них выхода...
Проснулся Алеша от тяжелого, беспрерывного грохота, от которого все сотрясалось, от которого звенела и посуда, и окна. Еще лежа в кровати, бросил взгляд в окно - там было темно, и это не была темнота сумерек - нет Алеша сразу понял, почувствовал, что темнота эта связана с грохотом, и это что-то страшное. Только мельком взглянул он на небо, увидел там какое-то движение, и тут же закрыл глаза, отдернулся - как каждый ребенок он хотел спрятаться от этого неведомого под одеялом, но как раз в это время скрипнула дверь и в комнату вошла его мама. Одного взгляда на ее бледное лицо было достаточно чтобы понять, что - да, произошла какая-то беда. Она шагнула к окну, но вот остановилась посреди комнаты, повернулась к нему, смотрела в растерянности, но видно было как же она напряжена, не знает, что сказать. И странное чувство испытывал, глядя на нее Алеша - конечно и из-за блеклого освещения черты ее лица были как бы размыты, но мальчику казалось еще, что мать его уже мертва, что это только призрак перед собой он видит...
Сны... сны... Ведь в этом своем последнем, долгом-долгом сну был на ее похоронах, вспомнилась грусть этой страшной потери, вспомнилось как рыдал он, а его кто-то пытался утешить, губы какой-то девушки шептали что-то на ухо... Нет, нет - слишком страшно было вспоминать, и уже катились по его щекам слезы, вот он вскочил с кровати, вот остановился перед ней, промолвил:
- Я так долго спал... Но что, но что...
- Алеша, Алешенька. - голос ее непривычно дрожал, вот-вот, казалось, готов был сорваться в плач. - ...Я совсем, совсем ничего не понимаю. Что-то странное происходит. И никто толком объяснить не может. Вот ты может поймешь. Вот только взгляни в окошко... Хотя нет, нет - не надо тебе туда глядеть. Я же слышала, что - это опасно для глаз... Если это ТО, конечно. Но я надеюсь, что не ТО, может, какое-то природное явление... Постой, постой! Не подходи...
Однако, Алеша уже не слушал мамы. Он был ребенком и ребенка охватило любопытство - никакие преграды не могли теперь его остановить. В одно мгновенье перенесся он к окну, и некоторое время стоял завороженный картиной, не в силах от этого грозного, непостижимого оторваться. К нему подошла мама, попыталась отвести, но вот оставила эти попытки, и сама стояла завороженная, созерцающая.
Прежде всего, как Алеша увидел ЭТО, на него вновь накатилось чувство, что уже долгое-долгое время он отсутствовал, словно бы целая жизнь прошла в этом последнем сне. Соседний дом - кажется, после долгой-долгой разлуки предстал он пред ним! И как же все было преображено! Какие мрачные тона! Он припоминал, что раньше пространство было каким-то более узким, вмещало в себя меньше предметов, теперь все как-то раздвигалось, почему-то представлялось, что разом он видит такие просторы, которые не смог бы пройти за целую жизнь. И этот соседний, весь изъеденный тенями дом искривлялся в сторону, и там, над небольшими городскими парками, над крышами иных домов, поднимались в рокочущее, движущееся стремительными темными тучами небо, колонны. Сразу вспомнился ядерный взрыв - очень, очень похоже, Алеше тогда пришло сравнение, что - это что-то очень близкое, но, все-таки, что-то не то, неизвестное никому. Вот в одном месте полыхнула ослепительная белесая молния, стала разрастаться, полнится все новыми и новыми ветвями, наконец потемнела, обратилась в еще одну темную колонну - еще усилились рокот и дрожь, где-то на кухне упала, разбилась тарелка. Но даже не колонны эти привлекали внимание Алеши - нет - родной, но как то неуловимо изменившийся, и еще более изменяющийся город. Эти парки и сады - дома и большие и малые... в какие-то мгновенья ему казалось, что он видел их и прежде - именно такими и видел, но в следующее же мгновенье понимал, что ничего этого попросту не могло быть. Это было как в тревожном сне. Открывалось какое-то слишком огромное пространство, он попросту не мог бы видеть такого количества крыш и парков, но видел, видел же!.. Не разом правда видел - надо было на чем-то сосредоточить внимание, и тогда это надвигалось, все же остальное расплывалось, словно в смерть уходило. Под порывами ветра содрогались не только деревья, но и дома, однако, в то же время, ветер не был настолько силен, чтобы выбить их окно... Все же Алеша испугался, что окно выбьется, и ветер унесет его. Вот он схватился за руку матери, но от окна так и не отошел - страшно было отходить, так и не найдя ответа, что же там происходит, в неведении оставаться. Вот приметил он, что в небе были иные цвета кроме темных - действительно, в разрывах было видно что-то светло-изумрудное, пузырящееся, вот-вот готовое устремится чуждыми потоками к земле. Он все вглядывался-вглядывался и вот еще одна белесая вспышка, еще одна исполинская черная колонна поднялась над садами и парками. Алеша стремительно обернулся к маме, взглянул в ее необычайно бледное лицо - на какое-то мгновенье черты там почти прояснились, но тут же вновь стали расплывчатыми - на улице сгущался мрак.
- Быть может, это вредно для глаз... Давай отойдем от окна... вполголоса, и по прежнему растерянно проговорила она, и сделала шаг в сторону, в полумрак комнаты, отвела за собою Алешу.
Рокот и дрожь оставались, но они отошли на второй план, казалось Алеше, что во всем мире остался только он и мама - припомнил, что, когда глядел в окно, то не видел на улицах ни одной человечьей фигурки, лишь только тени стремительные летели там, разрывались. Было очень страшно, чувствовал он, что, если то, что разрасталось за окнами придет (а ОНО непременно должно было прийти - он чувствовал это), тогда мама не сможет его удержать, и что-то страшное подхватит его, и понесет... понесет неведомо куда. Первым порывом было бросится в постель, укрыться одеялом, но тут вспомнилось, как долго он спал, и какой страшный это был сон - нет, о кровати он и думать не мог. И тут вспомнилось, что у него был друг Митя - мальчик для своего возраста очень начитанный, рассудительный.
Да, как же он сразу не догадался! Митя, быть может... Да наверняка он все знает, успокоит; скажет, что надо делать! И Алеша, пробормотав: "Сейчас Мите позвоню, узнаю, что происходит" - бросился к телефону, который красным, расплывчатым пятном проступал из мрака, схватил трубку, стал набирать номер... И, когда уже раздался первый гудок, он отметил, сколь же странным был этот набор номера - когда набираешь требуется хоть какое-то усилие, хотя бы проговорить про себя нужные цифры, тут же он даже не смотрел на эти цифры, даже и табло не крутилось... все было как во сне, и, в то же время, Алеша чувствовал, что он уже проснулся. Ощущение было жутким, мурашки бежали по его коже.
