Александр Кобринский
СВАДЬБА
(рассказ)
- Я здесь от тоски подыхаю.
- Что до тоски, так это точно - шмотки, продукты, мебель, легковая машина - вот и весь круг! - сказал он, сжимая коленями бутылку и ввинчивая штопор.
- Тоска тоской, а скука к нам все равно не прилипнет. Недавно с художниками познакомились - из Москвы приехали. Деньги заколачивают бешенные и тут же их пропивают, - сказала Неля, положив ногу на ногу. Платье и без того короткое, съехало, оголив мощное и упругое бедро. Кивнула на подругу, - она по своей близорукости со всеми была во флирте. Они из-за нее чуть не перегрызли друг друга, - отвернувшись от него, обратилась к ней, - ты знаешь, что мне Игорек сказал? - ты, говорит, можешь приходить, а Лена носа пусть не показывает.
"Две балаболки" - подумал с презрением и осушил рюмку.
Неля хихикнула и продолжала:
- В меня этот Игорек влюблен, да что толку - хоть и душевный, но много старше и к тому же алкоголик.
- Уже поздно, - Лена привстала, - пойду!
- Здесь оставляешь, - удивилась Неля с некоторым притворством.
- Я провожу, - вставил он и добавил, - у меня вольному воля!
Несмотря на отрезвляющий сибирский холод, разобрало вконец, потому что после водки пил крепленное. И все же запомнилось угловое, тускло освещенное крыльцо - Лена протопала по нему лакированными сапожками и, взорвавшись плотоядным смехом, толкнула дверь:
- Счастливого медового месяца! - выпорхнул писклявый голосок из глубины парадного и по ступенькам, слабея от этажа к этажу, застучали пьяные-пьяные каблучки.
- Теперь меня провожай, - сказала Неля - прижалась к нему - потерлась о щеку, - мне ох сколько надо - я жадная! - повела к себе.
Жаркие обьятия и поцелуи, обжигающие до укуса; сосок - величиной с орех таких он не встречал ни у одной женщины - рубец! - пальцы остановились:
- Что это у тебя?
- После!
Усталость отрезвила. Полутьма, ресницы, обоюдное безразличие.
- Была замужем, - слегка повернулась, - красавец мой то за полночь являлся, то утром. И каждый день пьяный. Переживала - не вымолвишь. Исхудала так, что смотреть страшно. Пошла к врачу. Прослушал и говорит: "Хрипы!" Сделали снимок - туберкулез. Операцию перенесла, - она взяла его руку и положила на рубец, - а мой суженый, словно сквозь землю - в больницу ни разу. Выписалась и на развод - с тех пор вашего брата ненавижу, а все равно не могу - повидала столько, что другой бабе на четыре века хватит. Так что, Яшенька, чего душой кривить - я не первая, но и ты не последний. -Доволен? - спросила и, резко придвинувшись, чмокнула, - вот лежишь ты сейчас усталый, думаешь добился, а я осталась голодной! -Ox! - покачала головой и уткнулась в подушку - приподнялась, - встречу ли я такого, чтобы утолил мою жажду, уничтожил мою гордость, оставил меня здесь - на этом диване выжатой и раздавленной, посмотрела на часы, - такого я ни за что из своих рук не выпустила бы. -Пора уходить, Яшенька. Скоро мой сынуля проснется. Он у меня понятливый...
"У нее никакой скованности - такой и должна быть женщина", - подумал он, выходя на улицу, а еще, - "старею", - осадок вполне понятный. Голова болела раскалывалась. Снег под унтами скрипел и казалось, что этот звук разносится по всему городку. Рассвет рисовал контуры дальних сопок, среди которых выделялась Четвертая зона, или Четверка - так жители называли соседний поселок. Иногда оттуда доносилось мощное гудение. "Испытывают" - говорили они, прислушиваясь все беседы и разговоры в этот момент прекращались.
Яша вернулся домой. Из остатков вчерашнего пира приготовил бутерброд, запил холодной водой и пошел на работу. Во время обеденного перерыва заглянул в аптеку, чтобы купить таблетки от головной боли. Увидел Лену. "Жаль, что у вас нет ингалятора, - говорила она продавцу, - у меня так болит горло!" Разговаривая, она подслеповато щурилась. Морщинки сходились к носу, делая его похожим на маленький клюв. Убедившись, что она на него смотрит, но не узнает, направился к выходу. В конце рабочего дня его вызвали к начальнику отдела. "Подшефные задерживают металл - ускорьте отправку".
Веонувшись с работы, наспех убрал, помыл посуду - прилег, тупо уставившись в одну точку. Проснулся задолго до рассвета, вспомнил о командировке и, кинув в портфель все необходимое, отправился на автовокзал. К восьми часам утра автобус подъехал к Кедрогорску. Вырвав у подшефных обещание отгрузить металл, устроился в гостинице и, чтобы убить время, прошелся по городу, заглянул в книжные магазины и, завершив прогулку кинотеатром, вернулся. На соседней койке лежал парень - рыжий, скуластый, усыпанный веснушками в таком количестве, что они в нескольких местах сливались.
- Меня Виктором зовут, - сказал он и, услышав ответное, поднялся - походил по комнате, спросил, - откуда приехал?
- Оленегорск.
- А я ниоткуда. Всю Сибирь объездил. Думал работу найти. Работа есть, а квартира - выкуси!
- Я в общежитии четыре года жил!
- Общежитие! - сказал он пренебрежительно, - такого навалом, а вот квартиру даже под Магаданом два года ждать надо,
- Ну и подождал бы.
- Не могу. У меня жена и двое детей в зоне остались.
- В зоне?
- Ты, друг, не о той зоне подумал, Я о Четверке говорю. Я там десять лет сварщиком проработал. Что хочешь заварю - алюминий, железо, медь - мне одинаково. И зарплату получал, как надо, и квартира трехкомнатная - все оставил: лындаю по свету, а толку-то никакого.
- Чего же ты ищешь? - спросил удивленно.
- Невмоготу стало, - схватил себя за горло, - вот где у меня Четверка стоит! -Приходишь домой - ни телевизор смотреть не хочется, ни жену приласкать и тоска такая, что от самого себя убежал бы, а куда? -Пить? - не помогает и даже хуже становится. Вот и отправился я на разведку, а чем такое хождение закончилось? - спросил так, будто во всех его злоключениях был виноват собеседник, - взял с собой две тысячи, а вернулся - слышу, как мелочь в кармане звякает,
- И снова в зону?!
- А куда же еще? -Я уже и заявление написал и документы приложил. Теперь целый месяц проверять будут. Еще неизвестно, как оно выйдет. А вдруг не примут? - на его лице отразилась полная растерянность, - что мне тогда делать?
- Брось сомневаться, - сказал Яков. -У тебя там семья осталась. И вообще непонятно, что проверять? -Ты там десять лет проработал. Если не примут, подавай в суд.
- Какой суд! - произнес он, горько усмехнувшись. -В Четвертой зоне свои порядки и свой суд. Проработай хоть сто лет, а проверят, как новенького самоуправство полное. Продуктов в магазинах вдоволь и квартирами обеспечивают - чего еще надо?! - замолчал, подошел к своей койке, сел и, упираясь локтями в колени, обхватил голову руками, - вот какие дела, - выдохнул протяжно и лег.
