Постепенно втянувшись в работу, Ниг посвежел: его больше не беспокоили последствия стрессов, перенесенных на корабле. Размеренный образ жизни, рациональное питание, ежедневные получасовые посещения „камеры горного воздуха“ — все это позволяло ему надеяться, что его и на этот раз включат в состав экспедиции. Время, казалось, работало на него и его друзей…
Однажды ночью космонавт пробудился от страшного грохота. Он сорвал с головы шлем проектора сновидений и сел на ложе. За окном едва забрезжил рассвет, все четыре спутника Унета сияли над угловатыми силуэтами небоскребов. Сам не зная зачем, Ниг стал одеваться. В спальню заглянул сын. Лицо его было встревожено.
— Что случилось, отец? Судя по всему, это был какой-то взрыв. Причем, если не ошибаюсь, в той стороне, где находится ваш Комитет.
— Сейчас отправляюсь туда и все разузнаю… — бросил Ниг.
Он не успел даже договорить — возле подъемника послышались шаги, негромкие голоса.
— Ниг, по постановлению Чрезвычайного совета Верховного собрания мы должны доставить вас в Приют, — входя в комнату, проговорил молодой чиновник в желтой форменной шапочке. За его спиной теснились еще несколько служителей в таких же головных уборах.
— Я не понимаю вас… И почему среди ночи…
— Выполняйте постановление! — Чиновник протянул Нигу металлическую карточку, удостоверяющую его полномочия.
В Приюте, когда туда прибыл Ниг, было не повернуться — повсюду; на полу, на лежаках, на скамьях вдоль стен — сидели только что доставленные сюда сотрудники Комитета по полетам. Увидев Фида, космонавт протиснулся к нему.
— В чем дело? Ты что-нибудь понимаешь?..
Вместо ответа Фид указал другу на окно.
— Посмотри туда. Видишь зарево? Это горят руины Комитета. Они взорвали его.
— Кто они?!
— В полночь Пим и его приспешники захватили Верховное собрание, а затем объявили, что этот шут, этот виршеплет назначается диктатором. Потом уничтожили Комитет, а всех нас, как угрожающих безопасности Унета, свезли сюда…
— Надо бороться, — гневно произнес Ниг.
Давран не предупредил о своем приезде, поэтому на станции его никто не встречал. Солнце только поднялось из-за окоема, длинные тени деревьев лежали на дороге, по которой шел молодой археолог. До раскопок было километров восемь, но Давран не стал ждать попутную машину: он любил прогуляться по утреннему холодку. В руке у него болтался старый потертый портфель — в одном из его отделений холостяцкий набор: полотенце, мыльница, зубная щетка, бритва. В другом — тоненькая папка с тесемками, в ней лежали всего три машинописных листка. Ясно, что с подобным багажом путь до лагеря экспедиции показался не в тягость аспиранту.
Когда Давран свернул с обсаженного тополями шоссе на проселок, ведущий в сторону раскопок, он заметил впереди себя знакомую коренастую фигуру. Игитали-ака шагал совсем неподалеку от палаток. Молодой человек остановился и, сложив ладони у рта, крикнул:
— Э-э-э, товарищ начальник!
Игитали-ака повернулся и радостно замахал рукой. Потом ходко направился навстречу Даврану.
— Полная победа! — звонко воскликнул археолог, когда их разделяли каких-то двадцать метров. На ходу расстегнув портфель, он выхватил из него папку, дернул тесемку и достал верхний листок.
Забыв даже поздороваться, Игитали-ака схватил бумагу и прочел то место, на которое указал Давран:
„…По докладу тов. Хасанова ученый совет постановляет:
Максимально расширить размах работ в Язъяване, сохранив общее руководство раскопками за тов. Хасановым…“
— Я прихлопнул их одним ударом, — радостно улыбаясь, объявил археолог. — Когда рабочие разбили ящик и все увидели статую, Максудов тут же собрал свои бумаги и сел на место. Немедленно решили выделить дополнительные средства…
— А почему вы не звонили, дорогой Давран Махмудович? Оба вечера я приходил в правление, как условились, в восемь…
— Совсем закрутился, Игитали-ака. А что, если новости?
— Сейчас увидите, — лаконично ответил тот.
Через несколько минут они поднялись за холм, где производились раскопки. Давран глянул вниз и зажмурился: в лучах восходящего солнца золотым огнем горели крыши нескольких домов, на раскопанной улице поднимался целый лес золотых статуй…
городище близ Самарканда, где в I тысячелетии до н. э. находилось крупное городское поселение
жевательная смесь из золы и табака
председателем
сливки
двенадцатилетний цикл летосчисления на мусульманском Востоке, каждый год которого носит название животного (мышь, корова, тигр, заяц, рыба, змея, лошадь, баран, обезьяна, курица, собака, свинья); год верблюда — выдумка Камалходжи
узкие стеганые одеяла
выделенные слова не поддаются переводу (прим. Центра лингвистики)
