— Да не могу я! — воскликнул в ответ Пурпурный. — Это для тебя слишком сложно.
— Тогда почему ты сказал, что будешь учить, если уже не будешь? — завопил Шуга, раскрасневшись.
— Я не сказал, что не буду, — громыхнул Пурпурный, — я сказал, что не могу!
И тут Шуга вышел из себя.
— Пусть у тебя будет множество безобразных дочерей, — начал он. — Пусть паразиты от десяти тысяч грязных скотов заполнят твои штаны. — Его голос поднялся до пугающей высоты. — Чтоб разлетелось твое гнездовое дерево! Чтоб ты никогда не получил подарок, который тебе понравится! Чтоб бог грома ударил тебя в коленку!
То были только эпитеты, ничего более, но в устах Шуги и этого было достаточно, чтобы побледнел даже я, невинный храбрый зритель. Я подумал, не выпадут ли у меня волосы от присутствия при демонстрации такого гнева.
Пурпурный сохранял спокойствие. Я позавидовал его мужеству перед лицом такой ярости.
— Я уже говорил тебе, Шуга, что твоей магии я не боюсь. Я выше этого.
Шуга набрал побольше воздуха.
— Если ты не прекратишь, я буду вынужден использовать вот это!
И Шуга вытащил из складок своей одежды куклу. По странным пропорциям и раскраске, я догадался, что кукла изображает Пурпурного. Но Пурпурный даже не вздрогнул, как сделал бы это любой нормальный человек на его месте.
— Используй, — согласился он, — иди и используй. Только не мешай мне работать. Балансировка вашей всепланетной экологической системы развивалась в инертном направлении. У животных развились очень необычные железы внутренней секреции для контроля функций тела. Я таких ни разу не встречал.
Пурпурный опять обратился к своим устройствам, движением пальца сделал что-то с одним из них — и целый участок восточного пастбища взлетел вверх.
Шуга в отчаянии нахмурился. Пурпурный только что надругался над красивейшим пастбищем деревни, одним из самых замечательных пастбищ Ротна-Эйна — бога овец. Кто знает, каким будет вкус у баранины этой весной?
И тут Пурпурный принялся собирать кусочки почвы и складывать их в маленькие контейнеры. Он собирал помет!!! Да разве можно одному человеку нарушать столько основных законов магии и уцелеть!!! Законы магии очень строги! Любой глупец каждый день может видеть их в действии — даже я был знаком с ними — они управляли всем миром и влияние их было просто и очевидно.
Я не удивился, когда Шуга с мрачной решимостью положил на траву куклу и поджег ее. Я также не удивился, когда от куклы осталась только горстка белого пепла, а Пурпурный так и не обратил на это внимания.
Шуга смотрел на него в ужасе. Сама беззаботность Пурпурного воспринималась в крайней степени оскорблением. Когда мы уходили, он копался внутри одного из своих щелкающих ящиков. Он даже не заметил, что мы покинули его.
Шуга пристально всматривался в небо, наморщив лоб. Оба Солнца стояли еще высоко — крупный красный диск и голубовато-белая точка. Голубое Солнце стояло на краю красного, готовясь начать долгий путь по его лицу.
— Дух Элкина, — бормотал Шуга, — я не могу воспользоваться Солнцами, их расположение непостоянно. Остаются только Луны, но они образовали конфигурацию «Грязевая Вонючка». — Он швырнул через поляну огненный шар. — Восьмилунная Грязевая Вонючка, — он подбоченился и закричал в небо: — За что ты меня, Суале! За что? Что я сделал обидного, что ты проклял меня таким неблагоприятным расположением Лун? Разве я не клялся служить тебе всю жизнь?
Но ответа не последовало. Я и не думал, что Шуга ждет его. Он вернулся к своим волшебным атрибутам.
— Ну и ладно. Раз ты подсовываешь мне Вонючку, пусть будет Вонючка. На, Лэнт, подержи-ка, — и он подтолкнул ко мне большой короб.
Шуга рылся в своем оборудовании, не переставая что-то бормотать. Вокруг него выстроилась странная коллекция заклинающих устройств.
— Для чего все это? — я указал на кучу.
Шуга, казалось, не слышал моего вопроса, продолжая что-то прикидывать в голове, потом принялся складывать приспособления назад в короб.
— Так для чего все это? — повторил я.
Шуга взглянул на меня.
— Лэнт, ты глупец! Это, — он со значением приподнял свой груз, — чтобы доказать чужаку, что нельзя шутить с богами полного живота.
— Мне страшно спрашивать, но все же, что это?
— Заклинания... Тебе остается только подождать и вместе с другими увидеть их действие.
И он целеустремленно зашагал к лягушачьим прудам. Я поспешил за ним. Удивительно, как быстро способны нести Шугу его коротенькие тоненькие ножки.
На возвышении над летающим гнездом уже собралась возбужденная толпа жителей деревни. Когда появился Шуга, люди взволнованно зашептались — слух о том, какое оскорбление нанес ему Пурпурный, разнесся быстро. Собравшиеся напряглись от ожидания.
Шуга игнорировал их присутствие. Он пробился сквозь беспорядочную толпу и сердито направился к гнезду Пурпурного, не обращая внимания на грязь, чавкающую у него под ногами и забрызгавшую край его накидки.
Он трижды, не останавливаясь, обошел вокруг гнезда, осматривая его со всех сторон.
Мне было неясно, то ли он уже начал заклинания, то ли еще только прикидывал ситуацию. Какое-то время он простоял, разглядывая нижнюю часть гнезда, напоминая художника, погрузившегося в размышления над чистой шкурой. Затем он быстро и сосредоточенно шагнул вперед и куском мела быстро и решительно нарисовал на боку гнезда Пурпурного рогатый знак.
Заинтересованный задумчивый шепот прошел по толпе.
— Рогатый знак... рогатый знак!..
Это заклинание должно было относиться к ведению Ротна-Бэйра — овечьего бога. Собравшиеся стали деловито обсуждать происходящее. Ротн-Бэйр не был особенно могущественным, но особенно раздражительным. Большинство заклинаний Ротна-Бэйра относились к плодородию и собранию пищи. Мало что могло разгневать овечьего бога, но уж если Ротна-Бэйра что-то должно было вывести из себя, то Шуга должен был знать заклинание. Толпа гудела от любопытства. Каждый прикидывал, какую форму примет законченное заклинание.
Шуга кончил рисовать. Бездумно стряхивая мел с рук, он подошел к топкому берегу реки. Затем принялся расхаживать взад и вперед вдоль него, что-то обдумывая. Неожиданно обнаружил то, что искал и как раз над поверхностью воды. Попытался схватить искомое, погрузив руки в воду без малейшего всплеска. Когда он выпрямился, рукава накидки были мокрые, а в руке он сжимал коричневого слизняка. Немного погодя я почувствовал омерзительный запах грязевого вонючки.
Запах достиг остальных и по толпе пронесся шепот одобрения. Вражда между Ротн-Бэйром — овечьим богом и Нильном — богом грязевых существ, была хорошо известна даже непосвященным. Очевидно, Шуга задумал заклинание, построенное на взаимной антипатии двух богов.
