От Морской Пластов доехал по Невскому до Садовой я там пересел на трамвай, идущий к Петроградской стороне. Кажется, первый его поединок с Защипиным не принес перевеса ни одной из сторон, и все-таки он добился того, чего хотел. Теперь, если характер неторопливого и осторожного Защипина не изменился, вряд ли иск будет возбужден в ближайшие десять дней. Значит, у него есть время.
Сойдя на Петроградской, Пластов вошел в то же самое кафе на Большом проспекте, сел у окна и стал ждать. Сегодня ему повезло: минут через сорок в дверях конторы Трояновского он увидел Тиргина. Выйдя из кафе, Пластов перешел улицу и двинулся навстречу. Столкнулись они через несколько шагов; Пластов тут же изобразил радостное удивление. Тиргин вздрогнул:
— Арсений?
Так как он не ожидал увидеть бывшего сокурсника, то растерялся — и Пластов это отлично понял.
— Владимир! Тебя ли я вижу! Вот это встреча! — Картинно заиграв бровями, он стиснул руку помощника адвоката, потащил за собой, не давая опомниться. — Это просто судьба… Выглядишь ты на редкость прекрасно… Ну-ка, давай, давай в это кафе. — Он втащил Тиргина в кафе, усадил за столик. — Ну как? Что нового? Да не молчи ты, Владимир, ради бога! Что с тобой?
Тиргин вымученно улыбнулся:
— Нет… Ничего… Просто устал немного сегодня… Ты… что сейчас делаешь?
— В каком смысле?
Тиргин вгляделся, не понимая, издевается ли над ним Пластов или говорит серьезно.
— Ну, ведешь ли ты, к примеру, какое-то дело?
— Дело? Нет. Наоборот, совершенно без работы. — Пластов изобразил крайнюю заинтересованность, сказал шепотом: — Слушай, Владимир, может, что-нибудь подкинешь? Ты ведь большой человек, а? Служишь у «старика»? Я ведь знаю, там всегда есть чем подкормиться? Да не молчи ты, Владимир, ради бога, ну? Какую-нибудь пустяковину, бракоразводное что-нибудь, учти, мы люди не гордые? А я со своей стороны, уж не волнуйся, в долгу не останусь? А, Владимир?
Тиргин молчал, все еще не понимая, далеко ли здесь до шутки. Продолжая улыбаться, Пластов резко переменил тон, зло прищурился:
— Это ты подослал ко мне Глебовых?
— Я? Арсений! Это совсем не то! Да я…
— Что — я?
— Я просто хотел тебе помочь!
— Запомни, Тиргин, ты еще младенец, чтобы меня обманывать! Помочь?
— Но я не обманываю, клянусь тебе!
— Обманываешь, обманываешь. Слушай: Трояновский по какой-то причине отказался вести дело Глебова. Так как ему важно было, чтобы, обратившись к другому адвокату, Глебов дело все равно проиграл, он подучил тебя сплавить клиента мне. Что ты, ничтоже сумняшеся, и сделал.
— Арсений, клянусь, ты ошибаешься! Все не так, сейчас я тебе объясню!
— Он объяснит… Слушай, зачем ты шпионил, когда первый раз подослал ко мне Глебова?
— Я не шпионил!
— Да? А кто стоял внизу в подъезде? Может, и когда Лиза пришла, ты тоже стоял?
— Да нет! Это так получилось! Я хотел убедиться…
— В чем ты хотел убедиться?
— Что Глебов придет к тебе.
— Зачем?
Тиргин вытер платком шею:
— Затем, что я волновался.
— Что это тебя так взволновало?
Официант поставил кофе и ушел. Тиргин спрятал платок.
— Ты не даешь мне говорить, Арсений. Дай мне сказать.
— Пожалуйста, говори.
— Так нельзя. Нужно поговорить спокойно.
— Говори, я слушаю?
— Дело в том… — Тиргин тронул чашку. — Дело в том, что у меня особые отношения с семьей Глебовых.
— Какие?
— Ну… Я бываю у них и… В общем, на днях я собираюсь сделать Лизе предложение.
— Ага. Ну и что дальше?
Тиргин сделал большой глоток, поставил чашку.
— Дальше… Ты что, не понимаешь? После этого пожара Николай Николаевич может лишиться всего состояния. Всего… А Трояновский не хочет вести процесс. Ну и…
— Почему не хочет?
— Не знаю.
— Врешь!
Тиргин покачал головой:
— Арсений, клянусь тебе, я не вру. Я в самом деле не знаю, почему Трояновский отказался!
Пластов внимательно посмотрел на него, кивнул:
— Хорошо, допустим. Что дальше?
— Дальше я отлично понимал: если отказался сам Трояновский, спасти Глебовых может только что-то особенное. Надо было искать выход, и я понял: единственный, кто в сложившейся ситуации может им помочь, — ты. — Тиргин поднял глаза. — Это в самом деле так, Арсений.
— Дальше.
— Дальше, когда я узнал, что ты отказал Глебову… — Тиргин замолчал.
— Понятно. Дальше ты напустил на меня Лизу.
— Я не напустил! Я просто поговорил с ней. Она ведь умная барышня и… — Тиргин замялся.
— Что «и»?
— Ну, Лизу нельзя, как ты выражаешься, «напустить». Она все делает как сама считает нужным.
— Ладно, допустим.
— Ты должен мне верить.
— А ты — объяснить, почему от дела отказался Трояновский.
Тиргин усмехнулся:
— Арсений… Неужели ты думаешь, я стал бы это скрывать? Клянусь, понятия не имею. Что-то повлияло на него, но что, не знаю.
— Это-то — работая с ним без малого двенадцать лет?
— Ну и что? Ты не знаешь его скрытности. Это просто чудовище какое-то, сфинкс. Если он захочет, из него крохи не выцарапаешь. На том и держится, мне ли тебе объяснять…
Пластов медлил, изучая Тиргина.
— Хорошо. Будем пока считать, я тебе верю. Пока. И запомни, если я узнаю, что повлияло на Трояновского, это очень может помочь Глебову. Впрочем… — Усмехнулся. — Впрочем, я забыл, ты здесь не помощник.
— Арсений, это ты совершенно напрасно. Клянусь, если я что-то выясню…
— Не выяснишь, не клянись. Карьера для тебя дороже.
— При чем тут карьера?
— При том. Да и, ты прав, Трояновский кремень, каких мало.
— Так ты… взялся за это дело?
— Взялся, взялся.
— Что, официально?
— Да, официально.
Расплатившись, Пластов вышел из кафе. Уже на улице Тиргин догнал его:
— Запомни, Арсений… Я не строю из себя подвижника, но…
— Но?
— Если что, я к твоим услугам. — Поймав насмешливый взгляд Пластова, добавил: — В известных пределах, конечно. Ты слышишь?
— Слышу, — буркнул Пластов. Он посмотрел вслед затерявшемуся среди прохожих Тиргину и повернулся: сегодня нужно было обязательно увидеть еще одного человека.
Этим человеком был директор-распорядитель завода Гервер.
В кабинете Гервер показал Пластову на кресло, сам же, отвернувшись, встал у окна. Сказал скрипучим голосом:
— Вы знаете, господин Пластов, у меня есть любимая поговорка. Мне неинтересно, что вы делали. Для меня важно знать, что практически дала ваша деятельность, каков ее итог? Так вот, итог деятельности нашей фирмы весьма печален. Полный провал, уничтожение всего, чему мы отдали большую часть жизни. Лучшую ее часть. Понимаете, тут и моя вина, я недоглядел. Я ведь директор-распорядитель, моя задача — вникать в каждую мелочь. А упустил из виду я именно мелочь… А ведь видел, видел… Чувствовал: лето, жара, на заводе полно нефти. Надо было организовать людей, рассредоточить горючее, убрать прессшпан. Все думал: завтра, послезавтра, через два дня. Вот и дождался. К тому же я поссорился с Глебовым… Вам это что-нибудь говорит? С тем самым Глебовым, с которым я проработал бок о бок больше десяти лет.
