У общаги возле крыльца сидели старшаки и высматривали недоенных еще лохов. Мой унылый вид не вызвал у них никаких сомнений, что к категории нужных им людей я уже не отношусь.
— Нулевой чувак, — заявил один из них, оглядывая меня с ног до головы. Остальные засмеялись.
— Что, Сверчок, ощипали как цыпленка, — заржал Ворон, и все подхватили громкий смех.
Настроение у меня чуть улучшилось — хоть этим от меня ничего не перепало. Я поднялся на четвертый этаж, зашел в комнату, забрался на свой второй ярус и постарался заснуть. Леха и Пахан были уже здесь и, судя по всему, тоже совершенно пустые. Андрей снова отсутствовал. Благодаря землякам, положение его было гораздо устойчивей. И хотя большая часть капитала тоже ушла наверх, но кое-что осталось и у него. Поэтому ему переживать было не о чем, и в это время он, вероятнее всего, вместе с земами угощался в какой-нибудь забегаловке или кооперативной пивнушке.
Заснуть вскоре удалось, но, как оказалось, прелести сегодняшнего дня еще далеко не закончились. Не знаю сколько прошло времени, меня разбудил легкий толчок в плечо. Я поднял голову. У кровати стоял Леха.
— Пошли, Сверчок, старшаки зовут.
— Куда?
— Куда! К ним, конечно, не к теще на блины.
— А почему именно меня?
— Да не боись, не тебя одного. Всех нас зовут.
Пришлось слезать с кровати. Впрочем спать уже не хотелось. За окном разлилась темнота, но это еще ни о чем не говорило. На дворе вторая половина октября — темнеет рано. Чтобы определить время я выглянул в окно. По освещению окон и их количеству в находившемся напротив жилом доме и стоящей впритык к нему девятиэтажке, было не больше одиннадцати вечера.
Мы с Лехой вышли в коридор, где нас уже поджидал Пахан. Вместе с ним мы отправились к местной блат-хате.
Блат-хата располагалась на третьем этаже, в комнате за номером 310. Там испокон веков жили самые крутые старшаки. Свет там горел до глубокой ночи, но коменданта это не волновало, так как Степан Егорович, проследив, чтобы вахтерша заперла дверь изнутри, с чистой совестью отправлялся домой, а вахтерша тут же укладывалась спать в небольшой кладовой. Зато в 310 шел пир горой.
Но если заглянуть в эту комнату днем, то можно было поразиться идеальной чистоте и порядку. Сказывалась усердная работа первогодков, которые шуршали тут до завтрака, а если не успевали, то и вместо него. Некоторые ненавидели эти утренние уборки, но имелись и такие, что рвались сюда чуть ли не ежедневно. Ловко припрятывая пустые бутылки, они сдавали их днем в магазины и получали там хоть и слезы, но на безрыбье и рак рыба — на видак хватало.
Пока вы все это читали, мы уже спустились на третий этаж и подошли к нужной двери, затем остановились — никто не решался открыть ее первым. Но сколько не стой — заходить все равно придется. Отдалив опасное мгновеньице на целую минуту, Пашка дернул дверь за ручку и медленно потянул на себя. Я чуть зажмурился от яркого света, ослепившего меня после сумрачного коридора, освещаемого редкими лампами дневного света, и переступил порог.
Комната была полна народу, явно разделенного на две категории. Первая в непринужденных позах валялась или сидела по всей комнате. Вторая скромно сосредоточилась в левом от меня углу. А вокруг был сплошной бардак.
Сдвинутые вместе кровати стояли почти в самом центре. На верхнем ярусе поперек кроватей лежал и храпел какой-то посторонний небритый тип. Внизу развалился Кирпич — самый главный супер в учаге. Любой знал, что за ним стоят мощные авторитеты, которые не раз приходили к нему и о чем то тихо договаривались.
Поэтому Кирпич не боялся ничего и жил, как хотел. В данный момент он лежал, согнув одну ногу в зимнем «адидасе», а другой упирался в спинку кровати. Руками он обхватил двух полураздетых девчонок. Одна из них была крашенной блондинкой с яркими алыми губами (наверняка не союзный самопал). А у той, которая лежала справа от Кирпича, волосы были ни то, ни се, да и лицо какое-то невыразительное, как у овцы. Я ее вообще даже не запомнил. В память врезалась лишь дырка на чулке — ослепительно белая кожа на черном фоне. Я тут же стал вспоминать, где видел их раньше, но оказалось — нигде; такую шикарную блондиночку я бы запомнил надолго. Скорее всего к нашей учаге они не имели ни малейшего отношения.
По бокам от кроватей в выжидательных позах стояли подручные Кирпича Бахыр и Стопарь. Бахыр был нерусским, но замечательно умел махаться, за счет этого и выдвинулся на столь высокое место. «Адидасовская» футболка, штаны «Мэвин» и зимние "Голд кап" без слов говорили об этом. Стопарь был известным хроником и, напившись, злобно гонял всех первогодков по этажам по крайней мере раз в неделю. Сейчас он уже был под градусом, о чем красноречиво свидетельствовала цветастая порванная рубаха, свесившаяся на широченную «Пирамиду», уже где-то вывалянную в грязи. Справа от Бахыра, в углу сидел Ворон в чистенькой белой, даже отутюженной рубашке с фирменной наклейкой на кармане и беспощадно драл в карты какого-то денежного чайника. Слева от Стопаря стояло ведро с пивом, из которого угощались несколько других старшаков. Из них я знал только Жеку и Рудика.
Вторая категория собравшихся была представлена несколькими первогодками, среди которых были Мотор (Ваня) и Слизняк (Федя).
— Во, Кирпич, еще подошли, — отметил наше прибытие Стопарь и сдвинулся с места. За ним обнаружился ящик с водкой, три пустых бутылки из которого уже вовсю катались по комнате.
— Все пришли? — спросил Кирпич.
— Всэ, — ответил Бахыр, подергивая тонкую полоску своих черных усов.
— Начнем, — сказал Кирпич, приподнялся и сел, затем крепче обхватил девчонок и посадил их рядом с собой.
— Что ж вы, пацаны, старших то подводите? — начал он, торжественно обращаясь к нам. — Бабки получили, а где они? Нету! Отдали! Кому отдали?
Мы дружно молчали.
— Нехорошо! Мы для вас стараемся, никто вас в округе не трогает, а вы башли на сторону! Как это называется?
Я уставился в потолок, украдкой посматривая на блондинку. Звякнула кружка об ведро с пивом.
— Западло! По вашей милости разоримся скоро, бескультурными станем. На театр денег нет, на цирк тоже нет. Ну что ж, сами виноваты. Теперь сами и будете нас развлекать. Понятно? Девочки, хотите кино посмотреть?
— Хотим, хотим! — подтвердили свое желание девочки. Старшаки заржали. Мы продолжали упорно молчать.
— Ну, кто самый смелый? — спросил Кирпич.
Вперед вышел высокий худой паренек и уставился на Ворона, который насмешливо оглядывал нас всех.
— А, Бондарь! Считай, повезло тебе. Иди в коридор, стой на фишке.
