Ознакомительная версия.
— Да, да, продолжайте, — сказал мистер Массель, мысленно прикидывая, как бы поступил он сам, если бы к нему явился бутафор и стал проситься на сцену. — Что же ответил вам мистер Тонбридж?
— Мистер Тонбридж сказал, что если всякий бутафор станет лезть на сцену Ковент-Гардена, то оперное искусство вскоре окажется в плачевном состоянии. Он приказал мне выкинуть блажь из головы и отправляться красить колесницу фараона. Я уже не соображал, что делаю, и сказал мистеру Тонбриджу, чтобы он сам шел и красил, если ему так надо. Ну, понятное дело, меня тут же рассчитали, и я оказался на улице. Платить за комнату было нечем, сбережений у меня не было. Полуголодный, я с утра до вечера шатался по улицам Лондона, пугая прохожих своим бормотанием. Ночевал, где придется — в парках, на рынках, под мостами. И однажды, совсем потеряв рассудок от голода и горя, я прыгнул в Темзу…
Тут привидение сделало драматическую паузу, и мистер Массель, чтобы не разочаровывать собеседника, тяжело вздохнул и покачал головой.
Помолчав, бывший бутафор продолжил:
— Ну, потом я все думал, думал, и решил, что этот мистер Тонбридж во всем виноват — он меня свел в могилу! И жажда мести обуяла меня. И хотя я узнал, что мистер Тонбридж сам отправился к праотцам через год после меня, я все равно желал мстить — пусть не директору, так театру. Ну, а дальше вы знаете…
— Да уж, знаю, — с чувством сказал мистер Массель. — Ну, и чего же вы хотите от нас? От меня лично? Что мы должны сделать, чтобы вы оставили в покое таблички? Потому что еще одного такого вечера, как вчерашний, Ковент-Гарден не переживет. Вы хотите погубить Ковент-Гарден?
— Я уже сам не знаю, — горестно понурился бывший бутафор.
— Как вас зовут? — спросил директор.
— Джон Харви, — еле слышно отозвалось привидение.
— Что же, мистер Харви, нам с вами делать? Вы по-прежнему мечтаете петь?
— Нет, уже не мечтаю. Привидения не поют, знаете ли.
— Тогда вот что: поступайте к нам на работу. Будете Призраком оперы! — воскликнул мистер Массель, осененный догадкой.
— А что я буду делать?
— Да что хотите — можете везде ходить, являться посетителям и работникам. И членам труппы! У нас есть одна тут… зовут Розамунд Войзи. Если напугаете ее пару раз — буду лично вам обязан! В общем, не мне вас учить, что делать привидению! Изучите наш репертуар — и можете устраивать костюмированные явления в виде персонажей опер. Это идея! Но только, чур — никаких манипуляций с табличками! Распорядок работы театра и его имущество неприкосновенны!
— Что же, я согласен!
Мистер Харви и мистер Массель скрепили договор рукопожатием, и с того вечера все в Ковент-Гардене вернулось на круги своя. (Не считая мисс Розамунд Войзи, которая вдруг стала жаловаться на то, что ее преследует призрак Уильяма Шекспира, но это уже совсем другая история).
Мистер Калеб Найтли, хозяин фотоателье на Стрэнде, слыл настоящим кудесником. На его фотокарточках никогда не было никаких двойных подбородков, закрытых или, наоборот, выпученных глаз. Его фотокарточки умели чудесным образом скрывать тот прискорбный факт, что дама на полфута выше своего кавалера. Младенцы на фотокарточках мистера Найтли никогда не плакали, а пожилые леди и джентльмены, даже если им и случалось позабыть дома вставную челюсть, выглядели так, словно вовсе не совершали этой досадной оплошности. Мистер Найтли умел так выставить свет, что старый сюртук с вытертыми локтями и лоснящимися лацканами или поношенная шляпа с потрепанными бумажными цветами и проеденной молью лентой смотрелись дорого и респектабельно. Наконец, мистер Найтли умел даже в самых, казалось бы, безнадежных случаях, придать лицам своих клиентов глубокомысленное или оживленное выражение. Стоит ли удивляться тому, что фотоателье Калеба Найтли не испытывало недостатка в клиентах, среди коих порой встречались особы дворянских кровей. Так, графиня Вустерширская, возжелавшая сделать фамильное фото по случаю рождения третьего внука, выбрала для этой почетной миссии именно Калеба Найтли и, судя по слухам, осталась чрезвычайно довольна результатом.
Но однажды таинственное и необъяснимое событие чуть было не положило конец процветающему бизнесу мистера Найтли.
Началось все дождливым октябрьским вечером, когда фотограф уже отпустил домой своих помощников и собирался закрывать ателье. Дверной колокольчик резко звякнул, и в студию ворвалась миссис Пибоди. Вода потоками струилась по ее плащу, так что вскоре на полу растеклась внушительного размера лужа. Мистер Найтли грустно смотрел на лужу, в то время как миссис Пибоди гневно смотрела на мистера Найтли, сжимая в руках коричневый бумажный конверт с логотипом ателье. В этом самом конверте, насколько помнил Калеб Найтли, утром того же дня миссис Пибоди получила свое фото и была им совершенно удовлетворена. Фото было сделано для мистера Пибоди, которому предстояло по долгу службы отбыть на полгода в Индию, и миссис Пибоди хотела, чтобы у супруга было ее фото. Однако сейчас в облике миссис Пибоди ничто не говорило об утреннем настроении. Она вынула из конверта фотографию и, потрясая ею перед самым носом мистера Найтли, закричала, срываясь на фальцет:
— Мистер Найтли, как вы могли?! У меня нет слов, чтобы передать все мое возмущение! Я пришла к вам, полагаясь на вашу репутацию, а вы! Вы разрушили мой брак, вы погубили меня!
— М… ми… миссис Пибоди, — бормотал ошеломленный фотограф, пятясь и нервно поправляя узел галстука, — право же, я не понимаю, о чем вы…
— Не понимаете?! — взвизгнула разъяренная супруга колониального чиновника. — Вот я о чем!!!
С этими словами миссис Пибоди сунула фотографию прямо в нос мистеру Найтли. Присмотревшись, фотограф сперва нахмурился, а потом и вовсе выпучил глаза и раскрыл рот.
— Ага! — издала победный клич миссис Пибоди, наблюдая реакцию мистера Найтли. — Вот и мой супруг сделал то же самое: нахмурился, выпучил глаза и раскрыл рот!
На фотографии была запечатлена миссис Пибоди в зеленом бархатном балахоне, ниспадающем античными складками, удачно маскирующими некоторые недостатки фигуры означенной дамы. На голове у миссис Пибоди была маленькая черная шляпка с пером, на плечи накинута шелковая шаль с кистями. Миссис Пибоди стояла, левой рукой опираясь на гипсовый муляж ионической колонны, а правую театрально приподняв так, что казалось, будто дама собирается продекламировать лирическое стихотворение или спеть душевный романс.
Именно так выглядела фотография утром, когда мистер Найтли показывал ее миссис Пибоди, однако теперь на ней появилось кое-что еще. А точнее — кое-кто. Рядом с миссис Пибоди стоял невесть откуда взявшийся джентльмен приятной наружности, но в ужасно старомодном сером костюме. Правой рукой он нежно обнимал супругу колониального чиновника за талию, а в левой держал лорнет.
Ознакомительная версия.
