Часов тридцать я совершал бескорыстный подвиг во славу науки, собирая образцы, проводя их анализы, сообщая полученные данные Сэмми и испытывая сильнейшую жалость к самому себе.
Каждый раз, оказываясь снаружи, я проходил мимо Джерома. Его промерзшая кожа выглядела как чистейший мрамор, а глаза были прикованы к звездам в мучительной тоске. Скоро и я буду выглядеть точно так же.
— Ищи кислородную жилу, — как заведенный, долдонил Сэмми. — Не сдавайся, ищи!
— Зачем?
— Чтобы выжить, балбес! Рано или поздно сюда вышлют спасательную экспедицию. Ты не должен сдаваться, слышишь?
Кислород я нашел — его крохотные прожилки пронизывали, лед тончайшей паутиной и словно насмехались над моими дурацкими надеждами.
— Тогда используй воду! Ты ведь можешь добыть кислород электролизом, дубина!
Могу. Но зачем? Спасательный корабль прилетит через годы: его придется строить совершенно заново, да к тому же вносить изменения в конструкцию посадочной ступени. Для электролиза нужна энергия, как и для обогрева, — а у меня были только аккумуляторы. К чему продлевать мучительную агонию?
Мне отчаянно хотелось жить, но к осознанию подлинного положения дел я пришел раньше, чем Сэмми. Тот упорно не понимал — или не желал понять, что мне крышка. В конце концов пришлось прекратить передачу посланий — не потому, что я их исчерпал, а потому, что они сводили Сэмми с ума.
Я перестал отвечать на вызовы и долго стоял рядом с Джеромом, собираясь с духом для того, что мне предстояло сделать. И вдруг ко мне пришла надежда.
В Неваде в камерах с жидким азотом находится полмиллиона замороженных людей. Они ждут того дня, когда врачи научатся лечить те болезни, которые их убивали. Если бы эти мужчины и женщины не решились на замораживание, они были бы уже мертвы.
Я тоже скоро умру, если не…
В полном вакууме человек может прожить не так уж мало — пожалуй, пару-другую секунд. Если постараться, за это время можно успеть скинуть скафандр. И тогда черная ночь Плутона высосет тепло из моего тела. При температуре в пятьдесят градусов выше абсолютного нуля я буду стоять замороженный хоть целую вечность, ожидая второго пришествия — врачей или господа Бога…
…Солнце сверкнуло…
Нигде не видно той гигантской амебы, с которой я познакомился вчера. Как ни странно, искренне хочется верить, что она успела спрятаться.
Скафандр лежит рядом со мной на льду. Как только я его скинул, то успел принять эту героическую позу — герой на вершине черной скалы, неотрывно смотрящий на горизонт. Лицом к востоку, молодой человек! Правда, я слегка спутал направление, но меня извиняет то, что пар от дыхания заслонял тогда весь мир, к тому же я слегка торопился. И все же стоило бы повернуть голову чуть левее… Интересно, прольет ли Джинни две-три слезинки, когда Сэмми расскажет ей обо мне? Жаль, что она не может меня сейчас увидеть…
Сейчас Сэм, должно быть, уже подлетает к Земле.
Звезды медленно выплывают из-за горных вершин, и снова волнистая равнина, посадочная ступень, Джером и я погружаемся в черное небо.
Мой труп будет самым промерзшим за всю историю человечества. Даже тех мертвецов в Неваде хранят всего лишь при температуре жидкого азота. Боже, как они могут надеяться выжить при подобной жарище? Просто адское пекло по сравнению с ночами на Плутоне, когда все пятьдесят градусов дневного тепла рассеиваются в пространстве.
Каждое утро солнечные лучи поднимают температуру и выключают меня, словно машину. Но ночной холод превращает сеть моих нервов в сверхпроводник. По сети текут токи, текут мысли, текут ощущения. Правда, их движение медленно, безумно медленно, но тут уж ничего не поделаешь. Стопятидесятитрехчасовые сутки Плутона сжимаются для меня в какие-нибудь пятнадцать минут… И это здорово.
Потому что при подобном темпе я, пожалуй, и впрямь дождусь.
Может, Сэмми уже на Земле? И они уже выслали спасательную экспедицию?
Поживем — увидим. Куда мне торопиться?
Хорошо, что у меня нет эмоций. Но кое-что я все же ощущаю: тяжесть той амебы, боль в ушах, давление, приложенное к каждому квадратному миллиметру моего тела. Внутри меня заморожено напряжение, и мои нервы непрестанно говорят мне об этом. Я ощущаю скользящий по моим губам ветер, похожий на легкий сигаретный дымок.
Забавно будет, если я все-таки дождусь!
А вдруг они меня не найдут? Ерунда, Плутон — небольшая планета. К тому же рядом со мной гордо торчит посадочная ступень — в более величественной позе, чем моя. Правда, ступень сильно припорошило инеем, и сверху ее нелегко будет разглядеть. Я могу проторчать здесь вечность, пока они не отыщут мой корабль среди бесконечной равнины. Неужели меня это волнует? Неужели меня еще что-то способно взволновать?
Какие эмоции могут быть у куска льда?
Снова солнце…
…И снова выплывают на небо звёзды. Теплится ли в Джероме такая же полужизнь, как во мне? Я хочу смахнуть иней с его открытых глаз!
Хоть бы эта милая амеба вернулась…
Проклятье!
Как здесь холодно и одиноко.
Это был колодец. Среди песчано-унылого однообразия он притягивал взгляд, казался неким богохульством в ядовитой дикости Марса. Генри Бердсан и Кристофер Луден склонились над шероховатым краем, меряя взглядом чернильную мглу.
Их марсоход замер неподалеку, утопая широкими колесами в песке. Мелкий, похожий на тальк, он свой розовый цвет позаимствовал у неба. А небо — цвета крови — больше всего напоминало пылающий канзасский закат, но крошечное солнце все еще находилось в зените.
Сложенный из узких каменных блоков высотой и толщиной примерно в фут, колодец возвышался на четыре фута над песком — круглый, ярда в три в поперечнике. Удивительный камень, из которого вытесали его блоки, был странно-прозрачным, наполненным голубоватым внутренним светом.
— Похоже на человеческое изделие! — Генри не скрывал своего изумления.
Крис понял, что он имеет в виду.
— Естественно. Колодец — это так просто, скажем, как рычаг или колесо. Невозможно внести в их конструкцию много изменений. А что ты думаешь по поводу блоков?
— Странная форма. Но и такие мог сделать человек.
— Дыша окисью азота, глотая красную дымящуюся азотную кислоту? И все же, Гарри! Мы обнаружили разумную жизнь. Надо сообщить на орбиту Эби.
— Правильно.
Однако некоторое время они еще всматривались в мутную тьму. Затем не спеша побрели к терпеливо ожидавшему их марсоходу.
Летательный аппарат издали напоминал вертикально поставленную шариковую ручку и опирался на три ноги, начинавшиеся от середины корпуса. Марсоход подкатил к одной из этих ног и остановился. Дверь кабины с тихим шипением отъехала в сторону, и первым выбрался Генри. Нажав на кнопку рядом с люком, он, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, про себя стал отсчитывать секунды до появления трапа. Скоро сеанс связи, Эби Купер не любит ждать. Крис тем временем занялся обследованием грузового трюма и среди беспорядочно сложенных, но весьма необходимых вещей нашел большую бухту тонкой веревки, ведро и тяжелый геологический молоток. Все было обработано специальными составами, чтобы противостоять едкой марсианской атмосфере. Он сбросил их рядом с марсоходом.