Халатик ее и правда был совсем прозрачный. Строгая хозяйка вспыхнула, но тона не сменила.
— Я у себя дома, — заявила она, — в чем хочу, в том и хожу.
Взяла со стола пустую бутылку с пепельницей и удалилась. Со спины она ему тоже понравилась.
Он оделся и вышел в зал, смутно припоминая, что же было тут вчера. Подходя к туалету, отчетливо вспомнил разговор про ящик на таможне, но мысли все еще путались, и он не мог увязать концы с концами.
Посетителей пока не было. Хозяйка мыла пол. На столике у дверей дымилась чашечка кофе, рядом лежало пирожное с розовой розочкой.
— Это твой завтрак, — кивнула она в ту сторону.
— Спасибо, — сказал он безрадостно, солнечное утро было отравлено совершенно гнусным состоянием пустоты и отвращения к миру.
Хрупкая женщина в синеньком халате стояла посреди зала со шваброй в руках и терпеливо ждала, когда он поест и уберется из ее ароматных владений. Она ему чем-то нравилась, такая же дерзкая и независимая, как Алина, его первая любовь. Досадно было, что все началось как-то сумбурно, спьяну и не с нее, а с каких-то трех одинаковых девиц, до которых ему и дела нет.
— Ну что? Выгоняешь? — спросил он, покончив с завтраком.
— А тебе что, делать нечего?
— Да дел-то полно…
— Ну, так и ступай. И мне не мешай.
— Как тебя все-таки зовут?
— Сандра. Доволен?
— Так ведь это земное имя!
— Это аппирское имя. Самое обычное. Просто вы, Странные, в этом ничего не понимаете. У вас свои имена.
— Да, у нас свои… — пробормотал он удивленно.
Он в первый раз слышал, чтобы Прыгунов называли Странными. Или его приняли за кого-то другого?
— Ну, иди же, что ты встал как столб? Мне на твою красоту любоваться некогда.
— Да? А я бы на тебя еще полюбовался.
— Видно тебе и в правду делать нечего.
Ольгерд понял, что задерживаться в этой солнечной кофеенке больше нет никакой возможности. Его бурное ночное приключение подошло к неумолимому концу, и надо было возвращаться в прежнюю жизнь.
— Вот тут ты не права, — вздохнул он, надвинул кепку на лоб и шагнул за дверь, на сонную и утомленную ночным разгулом Счастливую улицу, — спасибо за приют, Сандра!
— Простите, мой прекрасный господин… к вам дама. Она настаивает…
Руэрто открыл глаза. Солнечное утро почти не имело возможности пробиться сквозь плотные занавески его спальни. Обычно он поздно ложился и спал до обеда. Служанка смущенно стояла над ним.
— Какая еще дама, Кая?
— Ваша племянница, господин. Я не посмела отказать ей.
— А разбудить меня посмела, — усмехнулся он.
— Вас я не боюсь.
— А мою племянницу? Боишься?
— До дрожи, — призналась Кая, — у нее такой взгляд!
— Какой?
— Ну… как у вашей матушки. У госпожи Сии.
Руэрто лениво потянулся и сел.
— На то она ей и внучка. Двоюродная.
— А Синор Тостра ей прадед. Мы все ее боимся!
— Да брось ты, Одиль всего лишь девочка. К тому же по отцу она чистый ангел. Проводи ее в зеленую гостиную и подавай туда завтрак.
Визиты племянницы его не слишком удивляли. Девчонка его любила. Странным было то, что она явилась в такую рань. Наскоро умывшись, он накинул расшитый львиными мордами халат и пошел на нее взглянуть.
Дама сидела на атласном диванчике между двух беломраморных статуй, ослепительно красная в своем наряде, тонюсенькая и надменная. Когда-то к нему прибегала маленькая Риция, и он развлекал ее, выслушивал, водил на прогулки в лес и катал на своей шее. Теперь к нему являлась ее дочь.
Время шло, все вокруг менялось, вырастали чужие дети, у них появлялись свои проблемы, только у него все оставалось по-прежнему, как в заколдованном кругу. Руэрто посмотрел на Одиль внимательно.
— Чем обрадуешь?
— Доброе утро, — надутыми губками прошептала она.
Прелесть, что был за ребенок!
— Доброе, — усмехнулся он, — и какое раннее!
— Я… я просто не знала, куда мне пойти.
— Да?
— Я ушла из дома, дядя Руэрто. Вчера ночевала в кофейне, а сегодня в гостинице. Там так тоскливо!
— Подожди… — от неожиданности он сел, — как это ты ушла из дома?
— Очень просто, — пожала она плечиком, — кому я там нужна?
— Как это кому?!
— Отец меня не любит, мать… сам знаешь… а Льюис такой нудный, все время меня воспитывает!
Возражать было бессмысленно. Так оно и было.
— А почему не во дворец? — только и спросил он.
— Там скучно. У тебя лучше всех, дядя Руэрто. Я хочу жить с тобой.
Огромные черные глаза взглянули на него как на свою собственность, как будто возразить он и права не имел. Изабалованная была девчонка, это точно. На секунду ему и самому захотелось иметь вот такую дочку, но пустить кого-то в свою одинокую жизнь, в свой отлаженный, эгоистичный мир, он не мог. К тому же были и более веские причины для отказа.
— Хочешь перессорить меня со всей родней?
— Почему это?
— Ты же у нас одна на всех. Никто мне тебя не отдаст. Ты хоть и ребенок, но должна же понимать такие простые вещи.
Одиль уставилась на него хмурыми черными глазами. Это были не пронзительные глазки Риции и не шоколадно-карие, лучистые глаза Ольгерда. В кого получилось это дитя, было совершенно непонятно. Ангельские кудри у нее были точь-в-точь как у Льюиса, но на этом ее сходство с Оорлами кончалось.
— Разве я не могу сама решать, где мне жить? Я же не вещь и не чья-то собственность?
— Ты пока ребенок. И не мой.
— Брось, дядя Руэрто! Ты прекрасно знаешь, что я давно уже не ребенок.
Служанки принесли завтрак, боязливо, но с любопытством посмотрели на раннюю гостью и быстро удалились. Они действительно видели в ней что-то ужасное или придумывали себе.
Ароматный чай дымился на серебряном подносе и соблазнительно пах земляникой. Руэрто взял чашку, осторожно подул на нее и усмехнулся.
— Тебе пять лет. С этим не поспоришь.
— Я хочу жить с тобой, — упрямо повторила Одиль.
