Понял, понял, не думать об этом. Не будем думать, будем искать. Раз думать нельзя.
Значит, рапорт.
"Сегодня, девятого месяца двадцать второго дня Третьего года от Посадки пропал Тимофей Неграш, поселенец пятнадцати лет, темноволосый, глаза — светлые…"
Он перелистнул в конец.
"Рапорт составил и подписал: Шумнов И.С.".
Жив ли этот Шумнов? Сколько ему было тогда? Сорок? Пятьдесят? А может он совсем молодой был, как раз после…
Нельзя. Нельзя об этом.
Виктор, сцепив зубы, откинулся назад. Ничего нельзя, нет, я рад, рад. Но нельзя…
Облака белели над ним, чередовали светлые и темные бока, тянулись тонкими линиями к скальному массиву.
А солнца нет.
Свет есть, а с солнцем как-то… да.
Он снова подтянул планшет.
"…светлые, нос прямой, рост — сто семьдесят пять, телосложение — худое, приметы: родинки — созвездием — на левой стороне шеи, биопротез вместо левого мизинца, звездчатый шрам на затылке, заросший. Адрес проживания: Кратов, улица Крайняя, восемь.
Отец: Неграш, Федор Александрович, тридцать восемь лет, инженер-техник, был убит во время События…"
Виктор хмыкнул.
Вон оно как можно. Событие. Во время События. Значит, мой отец тоже убит во время События. И отец Алекса Крембоя. И мать Женьки Жукова. И брат…
В виски стукнуло болью.
Что, и Событие не устраивает? — спросил он.
Боль стала резкой. Клюнула, предупреждая, и пропала. Затаилась.
— И как жить с тобой? — выкрикнул Виктор.
Пальцы схватили горсть земли, кинули в воздух. Куда? Зачем? Прогоняя? Отбиваясь? Все это было бессмысленно.
Опрокинувшись, какое-то время Виктор лежал, слушая шелест травы. Свет проникал под веки розовыми и зеленоватыми пятнами. Пятна ползали амебами, делились, затухали, разгорались из едва видимых точек.
Где-то под черепом стрекотал кузнечик.
Ему вдруг подумалось: а подо мной также лежит мертвец, и мысли у него такие же, только, наверное, касаются невозможности одинокой смерти.
Всюду с ней, с ним… с этим.
Черт возьми, я не помню, как я жил раньше! Когда никого внутри. Там, в том времени, в десять, в двенадцать лет. Не помню!
Большой сводчатый корабельный зал…
Я рад, рад. Я читаю! Опережая боль, он стиснул планшет. Вот. Читаю. Читаю: "Мать: Лепета Ольга Кимовна, тридцать пять лет, инженер. Работает на ферме. Стереография, медикарта, психопрофиль прилагаются".
Никаких кораблей и залов!
Только ссылка внизу, ведущая к записи: "Умерла в пятом месяце Семнадцатого года от Посадки".
Он нахмурился, приподнялся на локте, вглядываясь в мелкие строчки. Умерла? А вообще кто-нибудь из свидетелей в живых остался? Не хотелось бы работать лишь с мертвой информацией, с записями, файлами, голосами давно уже не живущих людей. Плохо так работается, сухо. Он далеко не Холмс и не Дуаба Зизи.
Виктор вызвал библиосеть и обнаружил, что вся она, локальным куском, лежит здесь же, на планшете.
Вот так.
Накроется планшет, накроется и библиосеть. И все данные тоже. Интересно, есть ли дубль? Вряд ли, конечно.
Библиосеть столицы в десять точек доступа и то держится лишь благодаря форматору, штампующему вылетающие кристаллы. Глупо полагать, что в Кратове, без форматора, дела обстоят лучше. Вот вам все в одном, ни в чем себе не отказывайте.
Кладезь человеческой информации.
Даже памяти о нас не останется, подумал Виктор. Была колония и пропала. Растворилась, заросла травой.
Вымерла.
Ладно, это все не относится… Он вернулся к началу рапорта. Ветерок обдувал макушку, все время хотелось поправить шляпу, но шляпы не было. Сохла на Донной.
"Происшествие: Тимофей Неграш пропал на пути к отдаленной биоферме. Ферма находится на северо-северо-западе, рядом с расщелиной в стенке кратера, названной Провалом Зубарева. Рельеф каменистый, большей частью открытый. Расстояние от Кратова до фермы — две тысячи семьсот метров. Со стороны города этот участок склона и Провал закрывает здание вокзала и осыпь, и увидеть их можно только из трех домов окраинной улицы Светлой. Дома, к сожалению, необитаемы. Другие фермы расположены восточнее и выше по склону, но тоже отделены осыпью — участок с Провалом видится из них фрагментарно. Исчезновение обнаружено в пятнадцать двадцать шесть".
Обнаружено.
Очень быстро обнаружено. Это в полупустом после События (два месяца назад) городке. И рапорт тем же числом. "Сегодня…" Вполне возможно, что Шумнов И.С. набирал текст на месте пропажи.
То есть…
То есть, первыми среагировали не люди. Первым среагировало…
Виктор усмехнулся. Нет, он примерно так и предполагал, просто приятно видеть лишнее подтверждение.
"На место происшествия первыми добрались фермеры Сак Л.И. и Гордеев П.П. Приблизительное время — пятнадцать сорок. К шестнадцати часам появились я, инспектор Шумнов И.С., техник с мастерских Гобелев Р.М. и Сушкова Рита, десяти лет. Отсутствие Тимофея Неграша зафиксировано всеми пятью. На камне рядом с местом пропажи обнаружена канистра с биозакваской.
Придерживаясь процедуры, подходить к канистре, чтобы ничего не затоптать, я запретил. Гобелев был отправлен мной к ферме — проверить Неграша там, Риту я и вовсе отослал домой. Сак и Гордееву я приказал забраться на камни осыпи и внимательно осмотреть местность. Сам занялся следами, которых обнаружилось довольно мало. Собственно, их обнаружилось всего два. Один был надкушенный плод пумпыха, свежий, не успевший еще порыжеть. Вторым ожидаемо стала канистра. Опять же, закваска тоже была свежая, я убедился в этом, свинтив стопор с горлышка.
Ни отпечатков обуви (камни), ни признаков борьбы, ни крови обнаружено не было. Гобелев вернулся ни с чем".
Виктор почесал подбородок. Так, пятеро в течение получаса. Двое с востока, трое — от города, с юга. Грубо говоря, Неграшу и скрыться некуда. Или в кратер прыгать, или в Провал, что тоже ведет в кратер. Наверное, можно еще где-то в осыпи схорониться. Но зачем?
Так, а видео есть?
Виктор полез в библиосеть. Общий массив показался ему беспорядочным нагромождением файлов. Пункт "сортировать" выдал ошибку. Но видео все же нашлось, правда, более позднее. Девятого и пятнадцатого года. Последнее — ужасно затемнено. Как раз новодел начал сыпаться.
Зато в записи девятого года и качество было приличное, и снимать оператор умел.
Виктор посмотрел минут пять — от вокзала и пустой пристройки до языка осыпи. Чуть картавый, одышливый голос комментировал путь, обращаясь к какому-то невидимому Леньке.
Вот, Йонька, здесь, значится, он и шел. А вот панойама. А дальше, вишь, фейма. Ветшает все, Йонька, ветшает. В столице не так заметно…
