Когда я уходил, Молли спросила приду ли я вечером.
У Хуаны вырвалось: – Да, да, приходи! – Я пообещал придти и отправился с молоком дальше.
Разнеся молоко, я пошел домой. По пути мне встретился Мозес Сэмюэль, старый еврей.
Он зарабатывал себе на жизнь, обрабатывая шкуры овец. Он был великолепный мастер своего дела, но наш народ был беден и у него почти не было заказов. Его клиентами были в основном Калькары. Сами Калькары не умели делать ничего полезного. Это был невежественный грубый народ и теперь, когда у них оказалась власть, они совсем перестали работать. Калькары ничего не создавали и не производили. Это были настоящие паразиты на теле земли, на теле народа.
Эксплуататоры из старой истории человечества были божьим благословением по сравнению с ними. Ведь в них были и интеллект и воображение. Они могли организовывать и управлять. Как бы то ни было, но они служили прогрессу.
И вот Калькары покровительствовали Сэмюэлю, хотя и не баловали его. Они платили ему бумажными деньгами, которые, как говорил он сам, не годятся даже для растопки.
– Доброе утро, Юлиан, – приветствовал он меня. – Мне скоро понадобятся шкуры. Новый комендант услышал о старом Сэмюэле, послал за ним и заказал ему пять шкур, самых лучших. Ты видел этого Ортиса, Юлиан? – спросил он, понизив голос.
Я покачал головой.
– Небеса помогите нам, – прошептал старик.
– Неужели он так страшен, Мозес? – спросил я.
Старик стиснул руки. Нас ждут страшные времена, сын мой. Старый Сэмюэль знает людей. Этот комендант не так ленив, как старый. Он гораздо более жесток и властолюбив. Но поговорим о шкурах. Я не заплатил тебе за последнюю. У меня не было ничего, кроме бумажных денег, которых я не могу предложить моему лучшему другу, так как они годятся только для того, чтобы делать из них птичьи гнезда. Может я не смогу расплатиться с тобой и за новые. Это зависит от того, чем заплатит мне Ортис. Иногда Калькары становятся вдруг щедрыми, но если Ортис полукровка, как я слышал, то он ненавидит евреев и я не получу ничего. Но если он чистокровный Калькар, то все может оказаться по другому. Чистокровные Калькары ненавидят евреев не больше, чем остальных людей, хотя на земле есть один еврей, который всей душой ненавидит Калькаров.
В этот вечер произошла первая встреча с Ортисом. Он пришел в наш дом сам и я расскажу как это случилось. После ужина я направился к Джиму. Хуана стояла у дверей дома и поджидала меня. Она, увидев меня, счастливо улыбнулась. Уже темнело – весенние вечера так коротки, но воздух был теплым и мы стояли у дома и разговаривали.
Я пересказал все местные сплетни, которые услышал за день – о повышении налога на продукты, о том, что жена Эндрю Вэйта родила двойню – мальчика и девочку, но девочка умерла, что, впрочем было обычным делом. Большинство девочек умирало при родах. Я рассказал, что Сур пообещал так обложить налогом наш район, что все умрут с голоду. Он также пообещал увеличить в эту зиму цены на уголь. А Денниса Корригана, которого застали за чтением книги, осудили на десять лет работы в шахтах. И все наши разговоры были такими грустными, печальными, трагическими. Да и вся наша жизнь была трагедией.
– Глупо, что они повышают цены на продукты, – сказала Хуана. – Их отцы уничтожили всю нашу промышленность, а они сами хотят уничтожить жалкие остатки сельского хозяйства.
– Чем быстрее они сделают это, тем лучше для мира, – сказал я, – Когда они уморят голодом всех землян, то вымрут и сами.
Она внезапно заговорила о Деннисе Корригане. – Было бы гораздо милосерднее, если бы они убили его, – сказала она.
– Поэтому и не убили.
– Ты всегда торгуешь по ночам, – вдруг сказала она. И я не успел еще ответить, как она воскликнула: – О, не надо! Это так опасно. Ведь тебя тоже могут схватить.
Я рассмеялся. – Если бы это было так, мы бы все уже были на шахтах. Но нам не прожить иначе. Налоги слишком высоки и с каждым годом увеличиваются.
– Но на шахтах так ужасно! – воскликнула она с дрожью.
– Да, – ответил я. – Ужасно. Я предпочел бы умереть, лишь бы не попасть туда.
Немного погодя мы с Хуаной пошли к нашему дому. Дом чрезвычайно понравился ей. Мои предки построили его собственными руками. Они использовали доски и кирпичи, которые натаскали из развалин старого города. Почти все наши дома были из камня, так как доски стали редкостью. Фундамент и стены первого этажа нашего дома были выложены из булыжника, а верх из кирпича. Дом выглядел очень хорошо и мы поддерживали в нем идеальную чистоту.
Мы все сидели в гостиной и разговаривали: отец, мать, Хуана и я. Прошел примерно час, как вдруг дверь отворилась и в комнату вошел человек в форме Каш Гвард. Позади него стояли другие воины. Мы молча встали у дверей и в комнату вошел третий: высокий, смуглый, в форме коменданта. Мы сразу поняли, что это и был Ортис. Его сопровождали шесть воинов.
Ортис осмотрел всех нас, и затем, обратившись к отцу, сказал: – Ты брат Юлиан Восьмой? – Отец кивнул. Ортис долго смотрел на него, затем перевел взгляд на мать и Хуану. Выражение лица его мгновенно изменилось. Оно перестало быть суровым и надменным. Это был большой человек, но не грузный, как большинство Калькаров. Нос у него был тонкий, глаза серые, холодные и презрительные. Он совсем был не похож на толстую свинью, которая занимала пост до него. Он был действительно опасен, даже я видел это. Я видел тонкую злую верхнюю губу и пухлую, чувственную нижнюю. Если старый комендант был свиньей, то этот волком, злым, безжалостным. И это чувствовалось во всем его облике.
Такие посещения были обычными для Ортиса. Если предыдущий комендант не ездил по тевиосу, то Ортиса видели часто. Он не был ленив и не доверял никому. Он должен был видеть все своими глазами.
– Значит ты и есть брат Юлиан Восьмой, – повторил он. – У меня пока нет о тебе плохих донесений. Я пришел сюда сегодня по двум причинам. Во-первых я хочу предупредить, что я совсем не такой комендант, что был у вас раньше. Я не допущу измены. Все должны быть верны и преданы Джамадару, все законы должны соблюдаться неукоснительно. Все предатели будут строго наказываться. Манифест об этом будет прочтен на рыночной площади. Этот манифест я получил из Вашингтона. Великий Джамадар возложил на нас, комендантов, очень большие полномочия. На нас лежит обязанность судить тех, кто уклоняется от выполнения законов. Все преступники предстанут перед военным судом, председательствовать на котором буду лично я.
Мы все поняли, что это значит для нас. Не требовалось много ума, чтобы понять весь ужас нашего положения. Теперь наши жизни и свобода находились в руках одного человека. Ярт нанес смертельный удар по остаткам нашего благополучия. Он двинул на нашу страну, где мы наслаждались относительным покоем и безопасностью, неумолимую военную машину.
