Молли услышала нас, выскочила на крыльцо, стала расспрашивать. Но когда она увидела девушку, услышала часть нашего рассказа, она прижала девушку к груди совсем как моя мать. Затем девушка повернулась ко мне и протянула мне руку.
– Спокойной ночи, – сказала она. – И снова благодарю тебя. Господь благословит тебя.
И я услышал шепот Молли:
– Хвала святым.
Затем они вошли в дом, дверь закрылась, и я побрел к своему дому, подставляя разгоряченное лицо ночному ветру.
На следующий день, я как обычно надоил молока на продажу. Нам была разрешена мелкая торговля и не в базарные дни, но мы должны были докладывать о своем торговом обороте. Затем я понес молоко к дому Молли. Обычно я ставил бидон с молоком в глубокий источник во дворе Молли. Там оно оставалось свежим и холодным. Но сегодня, к моему удивлению, в доме уже не спали, хотя было раннее утро. Меня встретила сама Молли, причем глаза ее были заплаканы. И это весьма удивило меня.
Девушка была на кухне. Она помогала Молли по хозяйству. Но когда она услышала, что я здесь, она вышла, чтобы поздороваться со мной. Теперь мне наконец удалось рассмотреть ее. Если она была хороша вечером при свечах, то теперь при дневном свете она была просто великолепна. У меня не было слов, чтобы выразить свое восхищение ею. Она была… впрочем у меня нет слов…
Молли долго искала посуду для молока, – спасибо ей, – но мне все равно показалось, что прошло мало времени. Пока она хлопала дверцами шкафов, мы познакомились. Она спросила как зовут моих родителей. А когда я назвал ей свое имя, она повторила его несколько раз, прислушиваясь к своему голосу.
– Юлиан Девятый, – повторила она и улыбнулась. – Очень красивое имя. Мне оно нравится.
– А как тебя зовут? – спросил я.
– Хуана, – ответила она. – Хуана Св. Джон.
– Я рад, что тебе понравилось мое имя. Но твое имя лучше. – Это был конечно глупый разговор, и я понимал это. Однако она не подала виду, что заметила мою глупость. Я мало знал девушек, но они всегда казались мне глупыми. Красивых девушек родители вообще старались не пускать на рынок. Калькары же напротив пускали своих детей куда угодно, ибо понимали, что никто на них не польстится. Дочери Калькаров даже от американских женщин были грубы, крикливы, неотесаны, неуклюжи. Да, даже люди, которые были более развиты, чем Калькары, не смогли улучшить их породу.
Эта девушка настолько отличалась от всех, кого я видел раньше, что я был буквально потрясен. Я даже не мог вообразить, что может существовать столь совершенная красота. Я хотел знать о ней все. Я не мог понять, как я мог жить так долго на свете, не зная, что где-то живет она, что она дышит земным воздухом, ест земную пищу. Я считал это величайшей несправедливостью по отношению к себе. И сейчас я хотел как-то восполнить этот пробел и расспрашивал ее обо всем.
Она рассказала, что родилась и выросла в тевиосе западнее Чикаго. Тевиос занимает громадную территорию, где живет совсем немного людей и фермы встречаются крайне редко.
– Дом моего отца находился в районе, который назывался Дубовый Парк. – говорила она. – Наш дом был одним из немногих, что остались от старых времен. Это огромный каменный дом, стоящий на перекрестке двух дорог. Вероятно когда-то это было очень красивое место, и даже война и запустение не смогли нарушить его прелесть. К северу от дома находились развалины большого сооружения, о котором отец сказал, что это помещение где раньше делали машины. С юга дом был окружен зарослями роз, прелестных цветов, которые почти полностью закрывали каменную стену с облупившейся штукатуркой.
Это был мой дом и я любила его, но теперь он потерян для меня навсегда. Каш Гвард и сборщики налогов редко приходили к нам – мы жили слишком далеко от комендатуры и рынка, которые находились в Солт Крик, к юго-западу от нас. Но новый Джамадар Ярт назначил нового коменданта и нового сборщика налогов. Им не понравился Солт Крик и они решили, что лучше места, чем Дубовый Парк им не найти. Поэтому они приказали отцу продать им дом.
Ты знаешь, что это значит. Они назначили очень высокую цену, но заплатили бумажными деньгами. Однако делать было нечего и мы стали готовиться к отъезду.
Всякий раз, когда Калькары приходили осматривать дом, мать прятала меня в небольшой каморке между первым и вторым этажами. Но в день отъезда в долину реки Десплейн, где отец надеялся спокойно жить вдали от Каш Гвард, неожиданно явился новый комендант и увидел меня.
– Сколько ей лет? – спросил он у матери.
– Пятнадцать, – испуганно ответила та.
– Ты лжешь, крыса! – злобно заорал он. – Ей не меньше восемнадцати.
Отец стоял рядом и когда он услышал, что комендант оскорбил мою мать, он побледнел и бросился на него. Отец чуть не задушил эту свинью голыми руками, прежде чем солдаты, сопровождающие коменданта, смогли оттащить его.
Ты понимаешь, что потом случилось. Они убили отца у меня на глазах. Затем комендант предложил мою мать одному из солдат, но та успела выхватить нож из-за пояса солдата и пронзила себе сердце.
Я пыталась сделать то же самое, но мне не дали.
Меня отвели в спальню на втором этаже и заперли там. Комендант сказал, что придет ко мне вечером и чтобы я не боялась, все будет хорошо. Я поняла, что он имеет в виду и решила, что он найдет меня мертвой.
Сердце мое разрывалось от жалости к родителям, но во мне горело сильное желание жить, мне не хотелось умирать. К тому же отец и мать учили меня, что самоубийство великий грех. Они оба были очень религиозны. Они учили меня бояться Бога, учили, что я даже в мыслях не должна причинить вред ближнему, но я сама видела, как отец хотел убить человека, а мать убила себя. Все в голове моей перепуталось. Я почти обезумела от горя, страха, неуверенности. Я не знала, что мне делать.
Но вот наступил вечер. Я услышала, как кто-то поднимается по лестнице. Окна второго этажа были слишком высоко от земли и прыгать было рискованно. Но рядом с окном распростерло огромные ветви большое дерево. Комендант не обратил на него внимания, но это был путь к бегству. Я быстро вылезла на подоконник и через мгновение уже была на земле.
Это произошло три дня назад. Я шла, прячась от всех, и понятия не имела, куда иду. Однажды какая-то старуха приютила меня на ночь, накормила и дала еду на дорогу. Мне казалось, что я сошла с ума, так как все события страшных дней перепутались у меня в мозгу и жуткие сцены постоянно стояли перед глазами. И затем – собаки! О, как я испугалась! И потом прибежал ты!
Я выслушал ее историю и понял, что с этого момента я несу за нее ответственность. Я должен дать ей покой и безопасность. И мне нравилось это.
