— Увлекся? — Василий Вениаминович приблизился к Олегу и заглянул через плечо.
Шорохов торопливо впихнул листок в уничтожитель.
— Интересно, что тут у нас… — Лопатин вырвал из-под ножа страницу и, разгладив, поднес ее к лицу. — М-м… ничего особенного, рутинная работа. Таких случаев большинство. Восстановить картину сможешь?
— Василий Вениаминович, дайте я попробую, — подала голос Ася. — Кстати, курить здесь нельзя?…
— Тебе — не знаю. Мне точно можно, — ответил тот, извлекая из кармана жестяную банку с табаком. — А операцию должен реконструировать Шорох. Для Прелести у меня что-нибудь посложней найдется.
Ася наморщила носик — о своем позывном она уже забыла, вернее, надеялась, что забыл начальник.
— Давай, Шорох, это легко, — поддержал Лопатин. Олег прислонился к столу и снова просмотрел текст.
— С самого начала?…
— Да хоть с конца.
— Нарушитель… мужчина. Возраст — пятьдесят пять лет. Год отправления — две тысячи сорок девятый. Год прибытия — тысяча девятьсот девяносто седьмой. Объект — женщина, двадцать два года… — Шорохов прикрыл один глаз. — Она старше его на девятнадцать лет.
— Считаешь ты хорошо. Дальше.
— В связи с целью вторжения… предполагаю, что объект — его мать.
— Так… — Лопатин одобрительно склонил голову.
— Тысяча девятьсот девяносто седьмой… Ему тогда было три года, возможно, неполных. Тут сказано про лекарства и сохранение беременности. Вероятно, в это время матушка носила в себе его братишку. А может, сестренку. И… Не получилось у него братишки. А ему так хотелось, что он даже в пятьдесят пять лет эту мечту не оставил. В две тысячи сорок девятом он добрался до синхронизатора, взял с собой медикаменты… — Олег сверился с отчетом. — Эмбриоган… иммунактив-тетра… Я о таких не слышал.
— Неважно, — сказал Лопатин. — Правильно. И в девяносто седьмом Лис его обезвредил.
— Действительно, Лис, — вспомнил Шорохов. — А сам он…
Нижняя часть страницы была оторвана — все, что шло после слова “ДОПОЛНИТЕЛЬНО”, уничтожитель успел превратить в стружку.
— А сам Лис служил в тысяча девятьсот семьдесят восьмом. В моем оперотряде. И вот что от него осталось… — Василий Вениаминович указал на ворох пожелтевшей бумаги. — Не от Лиса, естественно. От моего отряда… Держи, оператор, — он передал Олегу свернутый кожаный ремень. — Тут весь набор, и мнемокорректор в том числе. Что, сразу бросишься закрытые сектора восстанавливать?
— Погожу пока… — буркнул Шорохов, принимая пояс.
В специально отведенных кармашках находился штатный комплект опера: станнер, мнемокорректор и главный помощник правосудия — синхронизатор. Плоская металлическая коробочка, которая опрокидывала мир уже столько раз, что старина Архимед со своим умозрительным рычагом расплакался бы от зависти. Опрокидывала и вновь восстанавливала. И опять опрокидывала — если оказывалась не в тех руках.
Олег вытащил синхронизатор из ремня и, взвесив его в ладони, сунул обратно в узкое отделение. Ячейка была еще не растянута, прибор вошел в нее туго, как нож в живое тело.
Станнер смахивал на разобранный пистолет. Матовая рукоятка требовала приделать к себе ствол — хоть какой-нибудь, хоть самый короткий, “бульдожий” — без него прибор казался неполноценным. Зато не вызывал возбуждения у милиции.
Третье устройство выглядело и вовсе неинтересно. Мнемокорректор даже не с чем было сравнить, разве что с чехлом от сигары, как подумалось Олегу во время теста.
Овальная заглушка, закрывавшая крохотное табло, прилегала к корпусу настолько плотно, что найти ее можно было лишь на ощупь. Кнопка, такая же незаметная, находилась в торце.
Шорохов распихал снаряжение по кармашкам и застегнул ремень поверх джинсов.
Ася к его осмотру “железок” отнеслась равнодушно — видимо, свой пояс она уже получила. Безмятежно покуривая в кресле, она стряхивала пепел куда-то в сторону, прямо на пол.
Василий Вениаминович все это время набивал трубку и с любопытством следил за Асей. Убрав банку с табаком, он сказал:
— Не забудь затоптать бычок.
Она отвлеклась от своих мыслей и непонимающе посмотрела на Лопатина.
— Бычок, — повторил тот.
Ася сделала последнюю затяжку и, бросив окурок, прижала его подошвой.
— Вот и славно, — мурлыкнул Лопатин. — Теперь у Прелести есть моральное право помыть полы. Тряпка должна лежать вон там, — он указал на проем между шкафами.
Олег, перегнувшись через стол, обнаружил в комнате боковую дверь с двумя фанерными табличками “М” и “Ж”.
— Я вообще-то, Василий Вениаминович,… — начала Ася, но договорить он ей не дал.
— А ты, Шорох, побыстрее с бумажками! Пока порядок не наведем, спать не ляжем.
— Спать тоже здесь? — осведомилась Ася и, заглянув в туалет, отпрянула. — Бо-оже!…
— Во-во, — произнес Лопатин. — Чтоб мои опера в такой антисанитарии сидели?… Не позволю. Так что вперед, друзья! Ну и я, чем смогу…
Он выудил из-за шкафа тощий веник и взмахнул им, перегоняя плотный клуб пыли на другое место.
Олег вернулся к резке документов. Уничтожив первую, не самую объемную пачку, он расчистил часть стола. Под бумагой валялась масса мелкой ерунды, вроде ржавых точилок, спичек и засохших стержней от шариковой ручки. Среди этого мусора лежала кривая бурая сигарета марки “Новость”.
— Василий Вениаминович, из каких же она годов? — поинтересовался Шорохов.
— Из прошлых. Их знаешь, кто курил? Сам да-ра-хой и у-ва-жа-е-мый…
— Брежнев, что ли? Служба и до него добралась?
— Брежнев нам ни к чему, — серьезно ответил Лопатин. — Ася, ты шубу-то сними! — крикнул он.
— Вспотеешь, простудишься, — добавил Олег. — Между прочим, тут пепельница нашлась.
В туалете сердито загромыхали ведрами.
— Василий Вениаминович, я еще спросить хотел. Документы, которые здесь лежат… они, может, не очень-то и секретные…
— Секретные, Шорох, секретные.
— Тем более. С нашей дверкой, даром что она бронированная…
— Любой дурак справится, да? — угадал Лопатин. — Не беспокойся, дураки сюда не попадают.
— На хитрый замочек надеетесь? Но есть же “болгарка”, автоген, тротил, наконец…
— На свете много чего есть хорошего, — согласился Василий Вениаминович. — Только замок у нас хитрее, чем ты думаешь. Потом как-нибудь проверишь, когда время будет.
Олег кивнул и начал совать в машинку сразу по три листа. Ножи гудели натужней, но все же справлялись. Лопатин, бросив бороться с пылью, принялся освобождать ящики в столах. Из смежной комнатушки вышла Ася с ведром воды и дырявой тряпкой на перекошенной швабре. Шубу, вероятно, из принципа, она так и не сняла.
