— Нет, — покачал головой Ленц.
— Простой человек так не напишет, — это же, как мы только что убедились, целый трактат о добре и зле. — Шеф полиции потряс в воздухе тоненькой пачечкой листков.
— Во всяком случае, автор не скрывает своих взглядов.
— Как вы считаете, кто из вашего близкого окружения мог написать это письмо? — спросил Арно Камп.
Ленц молчал, разглядывая собственные руки.
— Может быть, вы подозреваете какое-либо определенное лицо? — продолжал шеф полиции. — У каждого из нас есть враги, или по крайней мере завистники. Нас здесь двое, и, обещаю вам, ни одно слово, сказанное вами, не выйдет за пределы моего кабинета. Подумайте, не торопитесь.
— К сожалению, никого конкретно назвать не могу, — твердо сказал физик, глядя в глаза Кампу.
— Никого?
— Никого решительно.
— Жаль. Когда пришел пакет?
— Сегодня с утренней почтой.
— Надеюсь, вы не разгласили содержание письма?
— Я рассказал о нем сотрудникам.
— Напрасно.
— А что в этом плохого?
— Могут пойти нежелательные разговоры.
— По-моему, чем больше людей будет знать об этой угрозе, тем лучше.
— Разрешите мне знать, что в данном случае лучше, а что хуже, — резко произнес шеф полиции. — Вы что, пустили письмо по рукам?
— Нет, рассказал его.
— Пересказали?
— Рассказал дословно.
— То есть как? — поинтересовался шеф. — Вы успели заучить письмо наизусть?
— Видите ли, у меня идиотская память. Мне достаточно прочесть любой текст один-два раза, чтобы запомнить его.
— И надолго?
— Навсегда.
— Удивительно, — заметил шеф и, склонявшись над столом, что-то пометил. — Впрочем, хорошая память необходима ученому.
Они помолчали, прислушиваясь к неумолчному городскому шуму, для которого даже двойные бронированные стекла не были преградой.
— Как вы считаете, мог быть автором письма сумасшедший? Или фанатик? — спросил шеф полиции.
— Фанатик — да, но сумасшедший — едва ли, — усмехнулся Гуго Ленц. — Уж слишком логичны его доводы. Взять, например, это место… — Ленц приподнялся, перегнулся через стол и протянул руку к пачке листков, лежащих перед шефом полиции.
— Минутку, — сказал шеф и прикрыл листки ладонью. — Поскольку вы все запоминаете…
— Понимаю, — усмехнулся Ленц.
— Простите…
— Следите по тексту, — прервал Ленц и, уставившись в потолок, начал медленно, но без запинок читать, словно там, на белоснежном пластике, проступали одному лишь ему видимые строчки: «Да, все в природе имеет предел. Я бы назвал его условно „пределом прочности“. Преступите этот предел — и рухнет строение, упадет самолет, пойдет ко дну корабль, взорвется, словно маленькое солнце, атомное ядро… Вы, Ленц, претендуете на то, чтобы нарушить предел прочности мира, в котором мы живем. Частицами космических энергий Вы бомбардируете кварки — те элементарные кирпичики, из которых составлена Вселенная.
Если Вы добьетесь своей цели, я не дам за наш мир и гроша. Цепная реакция может превратиться в реакцию, сорвавшуюся с цепи. И мир наш рассыплется.
Кто, собственно, дал Вам право, Гуго Ленц, на эти эксперименты? Правда, у Вас имеется благословение самого президента. Но речь идет о другом — о моральном праве заниматься делом, которое может все человечество поставить на грань уничтожения. Я лишу Вас этого права и этой возможности…» — Правильно, — вставил шеф полиции, когда Ленц остановился, чтобы перевести дух.
— Вы считаете, что автор письма прав? — быстро спросил Ленц.
— Я имею в виду — читаете точно по тексту, — пояснил шеф.
Ленц откинулся в кресле.
— Допустим, мои опыты действительно опасны, — сказал он и на несколько мгновений устало прикрыл глаза.
— Опасны? — переспросил Камп.
— Можно предположить, что они грозят уничтожить материю, распылить ее. Но по какому праву автор письма берется поучать меня? Кто уполномочил его быть защитником человечества? Он что, господь бог, держащий в деснице своей судьбы мира? Или пророк, которому ведомо будущее мира? Быть может, то, чем я занимаюсь, расщепляя кварки, эти самые кирпичики Вселенной, входит составной частью, причем необходимой частью, в естественный процесс эволюции?
— Не вполне уловил вашу мысль.
— Я хочу сказать: быть может, расщепление кварков — это ступень, которую не должна миновать в своем развитии никакая цивилизация, — пояснил Ленц. — А подумал ли об этом автор письма?
Физик, казалось, забыл о шефе полиции. Он полемизировал с невидимым собеседником, в чем-то убеждал его, спорил, доказывал.
Выдвигая в свою защиту хитроумный контрдовод, он с победоносным видом пощипывал бородку, а после серьезного возражения «оппонента» сникал, нервно хрустел пальцами, мучительно тер переносицу.
— Вы слишком горячитесь, — сказал шеф полиции, когда Ленц умолк, подыскивая возражение на очередной аргумент автора анонимки. — Что толку спорить с тенью? Вот изловим автора послания, тогда — другое дело.
— Изловите?
— Надеюсь.
Гуго Ленц поднялся, небрежно одернул костюм.
— Но автор письма вроде не оставил никаких улик? — сказал он.
— Так не бывает, дорогой Гуго Ленц. Когда-то ваш великий собрат сформулировал правило: всякое действие вызывает равное по величине противодействие.
— Третий закон Ньютона, — машинально произнес Гуго Ленц.
— Соответственно я так бы сформулировал первый и основной закон криминалистики, — сказал Камп, выходя из-за стола. — Всякое действие — я имею в виду действие преступника — оставляет след. Наша задача — отыскать этот след, как бы ни был он мал и неприметен.
— Хотел бы я знать, где вы будете его искать? — бросил физик.
— У всякого свои профессиональные тайны, — сказал Арно Камп и пристально посмотрел на физика. — У вас — свои, у нас — свои.
— Каждому свое, — согласился Ленц.
Короткое возбуждение физика прошло, он выглядел осунувшимся, Шеф полиции проводил Ленца до двери кабинета.
— Делайте спокойно свое дело, — сказал Камп. — Мы позаботимся о вашей безопасности. Но вы должны выполнять наши требования.
— Что я должен делать? — обернулся Ленц.
— Нам понадобится ввести на территорию Ядерного центра нашего человека.
— Моего телохранителя?
— Не только.
Гуго Ленц подумал.
— Хорошо, — сказал он. — Когда прибудет ваш агент? Завтра?
— Сегодня. Ровно через сорок минут, — бросил шеф, глянув на часы. — Вы успеете добраться до места?
— Если потороплюсь.
— Поторопитесь. Как с пропуском?