— Показалось, что резко стемнело… а на небе — ни облачка… и эти ребята в черном исчезли…
— Да, ты абсолютник, — хмыкнул Фадеев, еще раз взглянув на осоловевшего приятеля. — Уникальный случай. Кто бы мог подумать, что рядом со мной… — он оборвал себя, сворачивая на мост через железнодорожные пути. Бросил взгляд в зеркальце заднего вида, покачал головой. — Вот собаки! Быстро берут след!
Панов оглянулся, но в плотном потоке машин нельзя было выделить конкретных преследователей, и Станислав перевел взгляд на водителя.
— Кто за нами гонится, Саш? Что вообще происходит? За что меня хотят убить? И кто ты на самом деле?
— Ты задаешь слишком много вопросов, маэстро. Доберемся до безопасного убежища, все выяснится. Главное, что я твой друг.
«Фиат» свернул к Ваганьковскому кладбищу и остановился во дворе девятиэтажного дома.
— Выходим, быстро!
Они выскочили из машины и бегом направились к дому, но в подъезд не зашли, обогнули небольшое кирпичное строение котельной и нырнули в его распахнутую дверь, которая сразу же закрылась за ними. Пробежав короткий коридорчик, Фадеев толкнул фанерную дверь в тупике коридора, вошел в небольшой чулан с каким-то тряпьем и коробками и стал спускаться в открытый квадратный люк. Панов, как во сне, последовал за ним, ни о чем не спрашивая. Люк сам собой закрылся за ним, отрезая выход наверх. Лестница была деревянная, старая, затоптанная, словно ею пользовались часто и много лет подряд, но ступеньки не скрипели, создавая впечатление монолитной конструкции. На глубине шести-семи метров она кончилась в подвальчике, заставленном бочками и ящиками, тускло освещенном единственной лампочкой в металлическом наморднике. Запахи пыли, ржавого железа, гнилого дерева заполняли подвальчик снизу доверху и создавали впечатление старости, ветхости, запустения и забытости. Но Панов не успел проникнуться духом помещения. С гулом отъехала часть стены подвала, в лицо брызнул яркий свет, Фадеев подтолкнул друга в спину, и Панов шагнул в открывшийся проем, широко открывая глаза.
Помещение больше всего походило на зал Центра управления полетами: ряды пультов и столов с компьютерами и дисплеями разных размеров, какие-то шкафы у стен с мигающими индикаторами перед рядами пультов, спускающимися вниз амфитеатром, гигантский — во всю стену — экран с двумя земными полушариями, покрытыми неравномерной сеткой, в узлах которой разгорались и гасли цветные огоньки.
— Не останавливайся, — сказал Фадеев, понимающе глянув на лицо Панова.
Тот переступил невысокий порог, продавил телом какую-то невидимую упругую пленку и окунулся в мир других запахов, среди которых можно было уловить запах озона, и звуков — от тихих человеческих голосов до таких же негромких звоночков, зуммеров и писков.
Фадеев уверенно направился вдоль крайнего ряда пультов к правому углу зала, нагнулся к женщине в белом костюме у пульта, та кивнула, и Александр шагнул к открывшейся двери в стене зала, между двумя шкафами. Панов догнал его в коротком коридорчике, освещенном длинной светопанелью.
— Это что, центр управления полетами? — спросил он. — Очень похож. Я видел по телеку. Или какой-то вычислительный центр?
— Нечто в этом роде, — кивнул Фадеев. — Ты не читал роман Азимова «Конец вечности»?
— Читал в детстве. А что? При чем тут Азимов?
— Он был посвящен в наши дела. Организация «Вечность» существует, хотя и не в том виде, в каком описал ее известный писатель.
То, что ты видел, это лишь кустовой терминал, один из районных центров анализа накапливаемых искажений реальности.
Фадеев остановился перед последней дверью коридорчика, поднял руку, прижимая ладонь к выпуклости на стене. Из черного окошечка над выпуклостью выстрелил бледный синеватый лучик света, заглянул ему в глаза и спрятался обратно. Дверь с тихим шипением отодвинулась в сторону, и молодые люди вошли в небольшой кабинет, похожий на десятки подобных ему кабинетов правительственных или коммерческих офисов. Стол с компьютером, стол для гостей с четырьмя стульями, два стеклянных шкафчика с книгами и хрусталем, шкаф для одежды, сейф, светопанели, ковер на паркетном полу, картина на стене — пейзаж в стиле Шишкина: ели, ручей, коряга поперек. Но взгляд Панова зацепился не за эти детали, а за окно, из которого на пол помещения падал сноп света. Были видны небо с облаками, деревья, часть пруда. И в то же время Станислав помнил, что он находится глубоко под землей.
— Видеокартинка, — раздался чей-то голос, и Панов наконец разглядел хозяина кабинета, сидевшего вполоборота к столу за экраном компьютера.
Он был крупного сложения, с круглой бритой головой, тяжелым лицом и мощным лбом, под которым светились легкой иронией умные желтые глаза.
— Присаживайтесь, — кивнул он на стулья. — У меня мало времени, поэтому обойдемся без восклицаний «не может быть!» и прочих эмоциональных выражений. Меня зовут Павел Феоктистович, я эвменарх данного регулюма. — Бритоголовый посмотрел на Фадеева. — Вы ввели его в курс дела?
— Не успел, — качнул головой Александр. — На него вышли охотники Фундатора, пришлось бежать.
— Понятно. Тогда я обрисую в двух словах, что происходит, а вы потом ответите на все его вопросы и поговорите обо всем подробней. Подумали, где можно будет применить его возможности?
— Все произошло слишком неожиданно, — признался Фадеев с беглой усмешкой. — Мы знакомы со Стасом уже два месяца, и я никак не думал, что он может видеть изменения реальности.
— Как это — два месяца?! — округлил глаза Панов. — Я знаю тебя пятнадцать лет!
Бритоголовый Павел Феоктистович и Александр переглянулись.
— Случай интересный…
— Да, необычный, он видит все абсолютные изменения внешней среды, но одновременно принимает относительные варианты своего восприятия за реальный исторический процесс.
— Итак, молодой человек, — сказал эвменарх, смерив Павла заинтересованным взглядом, — вы оказались в довольно любопытном положении. Большинство обычных людей принимает действительность как статическую основу бытия, пронизанную потоком времени. На самом деле Вселенная — исключительно зыбкий, изменчивый, непостоянный, текучий, многомерный континуум, непрерывно кипящий и содрогающийся от малейших вероятностных изменений в любой его точке, в любом материальном узле — регулюме, где возникает на короткое время довольно устойчивое образование — жизнь. Одним из таких регулюмов является планета Земля. Каждый ее житель воспринимает любое изменение не напрямую, а через особое «декодирующее» устройство — подсознание, поэтому ему кажется, что мир вокруг статичен и если изменяется, то эволюционно, согласно законам физики, законам природы. Одно лишь не учитывается: что Матрица Мира изменяется мгновенно от любого происшествия, от любого толчка, и одновременно с этим сознание человека получает весь пакет информации, формирующий память. Для любого человека любое изменение есть событие, «вмороженное» в память.
