Жизнь Димитрии стремительно начинала меняться — нравилось ей это или нет.
— Черт, — выругалась она еле слышно, сама толком не понимая, к кому обращается.
Холодный весенний ветер трепал девушку по щекам, тем самым как бы приободряя ее, но она едва ли могла сосредоточиться. Одна ее часть хотела быть там, на корабле, вместе со всеми, а другая умоляла ее остаться и жить так, как прежде. Но у меня заканчивается пища, возразила Димитрия сама себе.
Перспектива покинуть Сараево воодушевляла и пугала ее одновременно. За всю свою жизнь она побывала разве что в Сплите — крупном боснийском городе неподалеку от столицы. Да и то в то время всю неделю лил дождь, и Димитрия так и не успела ничего посмотреть. Она поехала туда со школьной группой и умудрилась потеряться в огромном моле, куда дети после экскурсий отправились делать покупки.
Об остальном мире Димитрия имела весьма скудное представление. Уроки географии она недолюбливала да и в школе вообще была не самой примерной ученицей. Частенько маленькую Димку можно было застать слоняющейся по заднему школьному двору и прогуливающей уроки. Да, она никогда не отличалась хорошим поведением, но ее семье это было только на руку — говорили, в жизни она не пропадет. Так, впрочем, и вышло, хотя мама и папа так и не успели вдоволь нагордиться своей дочерью.
Временами Димитрия не хотела, чтобы родители видели то, как она живет, даже наблюдая за ней с небес. Ей казалось, что в своем образе жизни она даже чем-то смахивает на беженку, которая отчаянно пытается ухватиться за остатки своего благоразумия. Бога нет. Димитрия бы узнала. Но сейчас, когда вся ее жизнь превратилась в один сплошной замкнутый круг, она понимала, что его нет.
Когда-то давно ему было плевать на маленькую Димку.
Девушка в подавленном настроении вошла в свою квартирку на пятом этаже, почему-то впервые решив захлопнуть за собой дверь. Так ей почему-то было немного спокойней.
Из груди Димитрии вырвался какой-то утробный крик, и от внезапно проснувшейся злости она рывком отдернула пыльные тюлевые шторы в каждой комнате. Ей больше не хотелось загораживаться от мира и сидеть взаперти, мечтая о том, когда ангелы-спасители спустятся с небес. Но никто не придет, а единственными спасителями в ее жизни могла оказаться кучка приспешников Посланцев, которые сами толком не понимали, на чьей они стороне.
Когда, наконец, глухие лучи слабо светящего солнца проникли в каждую комнату, в каждый уголок маленькой квартирки, Димитрия перевела дыхание. Она прижалась носом к грязному оконному стеклу и, жмурясь от света, пыталась рассмотреть или хотя бы услышать, что сейчас происходит там, на бульваре.
Девушка не могла объяснить то, как манил и притягивал ее таинственный корабль и его не менее таинственный капитан. Даже Дарко — солдат, поймавший ее, в одно мгновение стал для нее чем-то близким и таким родным.
Где-то там — далеко — у них текла совсем другая жизнь, в которой они по-своему даже были счастливы. Но почему тогда Дарко не позвал ее с собой? Неужели, его душа была настолько черствой, что ему было все равно, что с ней станет? Наверное, была какая-то более серьезная причина, поняла Димитрия.
Постепенно на город опускались душные сумерки, и Димитрия не могла точно сказать, сколько времени она просидела в таком положении, уткнувшись носом в окно и пытаясь разглядеть что-то чистое, новое за знакомыми грязными стеклами. Возможно, прошло часа два или три, или четыре… Биологические часы сломались когда-то давно после войны, и теперь она могла ориентироваться во времени только по тому, как вставало и садилось солнце. Даже Робинзон Крузо вел свой календарь, упрекала себя девушка, а она сама только сегодня узнала, что ей было уже восемнадцать. Димитрия привыкла считать себя пятнадцатилетним подростком, а она, оказывается, была уже настоящей девушкой. Возможно, если бы не война, она училась бы в университете и даже встречалась с каким-нибудь парнем. Они бы вместе ходили по пятницам в то кафе, в которое она водила сегодня Дарко, а по воскресеньями гуляли бы по набережной, взявшись за руки, совсем как в книгах.
Димитрия тяжело вздохнула. Она понимала, что ей не стоило думать о той жизни, которая могла быть у нее, если бы все обошлось. Особенно грустно было представлять себя с семьей. Весне было бы уже… сколько? Семь?
Послышались тихие шаги смерти на лестничной площадке. Она как будто почувствовала, что именно в этом доме кто-то решил закрыть дверь на замок. Димитрия замерла, затаила дыхание. Не похоже было, чтобы это был кто-то из команды — у тех сапоги были обиты железом, а эти шаги были осторожными, мягкими, будто ступал какой зверек. Можно было подумать, что все эти звуки только кажутся.
Но Димитрии не казалось.
За годы одиночества ее слух обострился до предела, выявляя в тишине малейшие шорохи. Сердце девушки неожиданно ухнуло в пятки, она замерла, перестав даже дышать. Все, на чем было сосредоточенно ее внимание, прямо сейчас находилось за дверью и чего-то тщательно выжидало. Ее ли.
Чьи-то костлявые пальцы аккуратно, почти нежно прикоснулись к ручке входной двери, а затем осторожно надавили. Дверь открылась почти бесшумно, и только сидящая на подоконнике Димитрия в ужасе осознала, что кто бы ни пришел сейчас за ней, бежать ей было некуда. Оставалось разве что прыгать в окно, но после такого падения вряд ли кто смог бы выжить, а уж такая хрупкая девушка как она тем более не сможет.
Димитрия слышала шаркающие шаги в коридоре, слышала тяжелое дыхание. Так дышат только тяжело больные астматики.
Когда незваный гость заметит Димитрию, было лишь вопросом времени.
И тут в дверном проеме появились два больших черных блестящих в темноте глаза. А затем послышался выстрел.
— Представляешь, какая жизнь теперь настанет! Это будет рай, а не жизнь! — хохотала она, кружась по комнате. — Ты слышишь меня, Дарко? Только представь! Ах, только представь!
Но он в ответ не улыбался. Только что по всем каналам объявили, что Посланцы получили официальное разрешение ООН на то, чтобы войти в атмосферу Земли. Люди после этого все как с ума посходили. Можно было подумать, это был какой-то праздник.
Эва тоже смеялась и улыбалась. Как и миллионы жителей планеты, она верила, что все будет хорошо.
— Ну, разве это не замечательно? — не переставала она. — Отец столько сил вложил в этот проект. Он представлял его вместе с сенатом перед мировым содружеством, а теперь его наградили медалью за служение Отечеству!
