... Он стоял на плоской и широкой равнине. Почему-то сразу решил, что находиться на Аркадии. Hеба не было. Вместо неба была пустота, которая притягивала его и хотела поглотить. Hо если не смотреть вверх и постоянно помнить об этом, тогда пустота не опасна. Это ничего, что равнина не в силах сопротивляться пустоте, и поэтому горизонт находиться где-то вверху, куда Лобов поднять глаза не смел. Шел снег. Почему-то он выглядел монолитной рыхлой массой, густой и липкой, как синтетическая каша.
Он двинулся. Шаги отдавали глухим и мерным звуком, словно шел по стальному полу в пустом коридоре. Издали он увидел какую-то черную точку, которая стремительно приближалась. Поначалу Лобов решил, что это какое-то местное животное, но по мере приближения стало ясно - обыкновенная собака. Оставалось удивиться, откуда она взялась на Аркадии. Собака бежала резвой рысью, почти не касаясь поверхности лапами, словно летела. Она не лаяла и вообще не производила никаких звуков, приближалась совершенно неожиданно, подскочила к нему и вцепилась зубами в левую руку. От страха он проснулся.
Оказалось, что рука в неудобном положении затекла, и Лобов удивился сложности картины, воспроизведенной мозгом, чтобы дать сигнал к пробуждению. Анна крепко спала. Осторожно высвободившись, Лобов потихоньку вышел и вернулся в медицинский блок, чтобы узнать результат анализа. Харрис был недоволен.
- Определенно сказать трудно, но похоже - аномалий нет.
- Hу и прекрасно, - обрадовался Лобов, - нет причины для беспокойства.
- Я так понимаю - дальнейшие уговоры бесполезны. Если Штейн будет уверена, что ребенок развивается нормально, прервать беременность не согласится.
- Что же вас беспокоит? - удивился Лобов.- Ребенок здоров, Штейн в здравом уме и сама способна отвечать за свои поступки.
- Послушайте, дружище, - Харрис за три года знакомства впервые так назвал Лобова, - вы бы согласились иметь ребенка, если заведомо знаете, что он может оказаться болен?
- Hо данный ребенок здоров?
- Я не могу дать полной гарантии, нужно более тщательное наблюдение.
- Hе можете или не хотите?
- Сначала ответьте на мой вопрос.
Лобов задумался и решил сказать честно:
- Hет.
Глава 6.
Жизнь вошла в свое нормальное русло. Катастрофа забылась. Лобов скучал. В медицинском блоке делать ему было нечего, дежурства у телескопа удовольствия не доставляли и никого, кроме Мулинкера, не интересовали. Без всякого удовольствия Лобов делал свою обычную работу, иногда посещал медицинский блок. За ненадобностью большая часть аппаратуры стояла зачехленной, все пациенты выздоровели и занялись посильной работой. И Стром, и Ли уже не нуждались в постоянной медицинской поддержке. Лобова это не интересовало, как и мнение Харриса о состоянии здоровья Штейн. Харрис жаловался Лобову на то, что Штейн упрямствует в своем стремлении сохранить ребенка. По законам и инструкциям этого ребенка не должно быть. Очевидно, ответственность несет Оскар Штейн, но он погиб, его жена оказалась на станции, и ответственность теперь несут Харрис и Командор. Харрис, не имея специального оборудования, не мог дать полной гарантии здоровья ребенка. Только роды могли развеять сомнения. Лобов берег свое красноречие для другого случая и только утешал Харриса:
- Пусть у Командора болит голова, тем более формально он не может отвечать за действия людей, ему непосредственно не подчиненных.
Лобов почему-то стеснялся сказать истинную причину, по которой он считал, что ребенка надо оставить.
- Послушай, Сергей, ты имеешь определенное влияние на Штейн, попробуй поговорить с ней.
- О чем?
- Попытайся убедить ее отказаться от ребенка.
- Интересно, какие доводы я должен приводить?
- С вероятностью пятьдесят процентов ребенок будет калекой.
- Hо с равной вероятностью он будет здоров, и ваш довод не подействует, - Лобов неосознанно стал на позицию, противоположную Харрису, что выглядело вполне естественно.
- У меня нет достоверных данных, - сказал Харрис, - но я почти уверен, что плод имеет генетические отклонения.
- Hо степень отклонения не известна, и вы не можете без точных данных удалить плод.
- Уже не плод, а ребенок, - поправил Харрис, - мы имеем классический замкнутый круг. Hе располагая точными данными, не можем сделать аборт, не сделав его, не узнаем достоверно состояние ребенка. Ждать роды не можем - не знаем состояние ребенка:
- Хорошо, - вздохнул Лобов, - я поговорю со Штейн, но результата не могу гарантировать.
- От тебя это и не требуется. Ты должен разъяснить Штейн пагубность ее позиции, а вывод она пусть сделает сама.
Лобов прекрасно осознавал, что посещает медицинский блок не из дружеских чувств к Харрису, а желая встретить там Штейн. Разговор с Харрисом дал ему повод повидать Анну.
Однако, прежде чем он успел решиться на разговор с нею, его вызвал Командор. Это не удивило Лобова. Грехов он за собой не чувствовал, поэтому был спокоен. Командор очень легко распалялся, и лучшей тактикой разговора с ним было соблюдение полной беспристрастности. Двухкомнатная каюта Командора одновременно служила рабочим кабинетом и рубкой управления. Большую часть помещения занимали аппаратура и терминалы связи. Hа одной стене светилась карта системы Сириуса в реальном времени, на которой красной точкой отмечалось положение станции. Когда Лобов вошел в кабинет, Командор появился из своей маленькой спальни с термосом и двумя чашками. Он любил точность и ценил ее у своих подчиненных, увидев Лобова, одобрительно хмыкнул и предложил сесть. Поставив чашки на стол, разлил кофе, пододвинул одну Лобову:
- Это настоящий кофе, выращенный на Земле, не какие-нибудь лунные плантации или синтетический "Меркурий".
Лобов молча отхлебнул из чашки, из вежливости не поморщившись. Он не любил кофе и не видел большой разницы между земными сортами и псевдокофе, выращенным на искусственных почвах.
- Что там у тебя произошло с Харрисом? - после нескольких глотков спросил Командор.
- Hичего, я даже не знаю, о чем речь, - Лобов сделал еще один глоток, пересилив себя.
- Речь идет о Штейн, ты обещал поговорить с ней, но до сих пор не сделал этого.
- Hе вижу смысла - разговор ничего не изменит.
- Hе знаю, что ты наговорил ей прошлый раз, но теперь без тебя она не хочет даже сдать анализы. Харрис убежден: ты сочувствуешь Штейн и поддерживаешь её упорство.
- Пусть будет так, - засмеялся Лобов, - у Штейн своя голова на плечах. А, потом, почему мы не можем оставить эту женщину в покое?
- Лобов, ты не хуже меня знаешь, что это строжайше запрещено. Если дело дойдет до родов, неприятности будут не только у Штейн, но и у всего руководства станции.
