Лобов сел и принялся просматривать расчеты. Его взгляд, казалось, рассеянно скользил по формулам. Получив представление о предстоящей работе, он обратился к Мулинкеру:
- Если вы не возражаете, я введу данные и уйду, у меня есть кое-какие дела в медицинском блоке.
Мулинкер был недоволен, но только пожал плечами, что у него означало согласие, и чтобы не мешать Лобову, отправился сортировать фотографии.
Примерно в это же время Харрис, готовясь к осмотру, пролистал медицинский справочник, приготовил и разложил инструменты, которые могут понадобиться. В нужный момент он брал необходимый инструмент, не теряя времени на его поиски. Это качество, возможно, необходимое всем врачам, было частью натуры Харриса. Когда все было готово и осталось немного времени, Харрис решил еще раз просмотреть некоторые статьи справочника. Сосредоточиться не удалось. Врач испытывал раздражение к Лобову, который покрутился возле своих аппаратов, пощелкал переключателями и теперь болтал с космонавтами. Мало того, что ему на голову свалилась беременная женщина, ассистентом чуть ли не силой навязался Лобов, который хорошо разбирается технике, но не в медицине.
Hевольно прислушиваясь к разговору, Харрис вспомнил, что радиационную медицину изучал по учебнику Строма, но не стал выяснять, в каких родственных отношениях Стром с автором учебника.
Hаконец, пришла Штейн. До сих пор Харрис видел ее в рабочей униформе, скрывающей все особенности фигуры, подавленную гибелью мужа, утомленную и заплаканную. Она явно справлялась с пережитым горем и привела свою внешность в порядок. Hа ней был простой халат без рукавов, подвязанный поясом, и плоские туфли. Волосы она собрала сзади в узел, что придало ее лицу совершенно другой облик. Харрис улыбнулся ей и со странным удовлетворением заметил, что ее внешность произвела на Лобова неизгладимое впечатление. Тот так и замер с открытым ртом, не договорив фразы. Стром нахмурился и отвернулся в сторону, Ли поспешил притвориться спящим. Анна обвела взглядом присутствующих и сказала:
- Я готова.
Раздевшись, она легла на стол диагностического аппарата и, обнаженная, превратилась в обычного пациента. Лобов суетился вокруг Штейн, закрепляя датчики и опутывая ее многочисленными шнурами. Харрис приготовил снотворное и собрался надеть на нее маску, но Лобов жестом остановил его:
- Это простой осмотр, а не операция, доктор Штейн сама должна видеть результаты обследования.
- Хорошо, - неохотно согласился Харрис.
Он заметил, что Анна очень испугалась наркоза и облегченно вздохнула, обмякнув всем телом, когда он убрал маску.
Через несколько минут Лобов оказался возле Штейн, она улыбнулась ему и шепотом поблагодарила. Hаконец все было готово. Диагностический аппарат не предназначался для наблюдения за беременностью, и данные о плоде приходилось получать по большей части косвенным путем. Ультразвуковое просвечивание показало, что срок беременности двенадцать недель и что плод развивается без видимых отклонений. Харрис решил взять на анализ околоплодную жидкость, и Лобову пришлось на животе Анны прилаживать щуп. Пальцы его плохо слушались, а Штейн, когда холодный металл касался кожи, морщилась. Харрис, недовольный проявлением недоверия к нему, демонстрировал препараты и инструменты Лобову и Штейн, прежде чем пустить их в ход. Когда он стал вводить щуп, Анна от боли закричала и попыталась сорвать с живота пластину. Лобову против своей воли пришлось схватить ее руки и прижать к столу, навалившись на нее всем телом. Он видел ее трясущиеся губы и испуганные глаза, полные страдания.
- Все хорошо, - попытался он утешить ее, - сейчас пройдет, - правда, сам он в это не очень верил.
В общем-то было совсем не больно, но в какой-то момент ситуация напомнила ей борьбу с навигатором и пилотом в последнюю минуту перед стартом. Вспышка страха и ярости затуманила сознание, вместо Лобова и Харриса она видела перед собой лица Хорея и Строма. Когда она услышала приказ Оскара усыпить ее, то ясно поняла, что он задумал. Она хотела помешать старту, однако сильные руки схватили ее, прижали к креслу. Пока Стром держал Анну, Хорей ввел ей противоперегрузочный состав. Она отчаянно вырывалась, одурманенная снотворным, последним усилием сбросила с себя Строма и в этот момент ракета стартовала. Из-за нее Стром и получил множество переломов. Ей казалось: если в этот раз она одержит победу, Оскар останется жив и она заставит его вернуться к ней. Анна отчаянно вырывала руки, мотала головой со стороны в сторону, кусала губы, и когда, в конце концов, Харрис вывел щуп, с облегчением застонала.
Она пришла в себя, с удивлением заметив разницу в обстановке. Прямо перед собой Штейн увидела хмурое мужское лицо. Горечь утраты и стыд заставили ее закрыть глаза и отвернуться. Лобов по-своему понял ее движение, отпустил Анну, устыдившись двусмысленной позы, стараясь самому себе не признаваться, что ему было приятно ощущать под собой ее грудь.
- Черт побери! Что вы так долго возились? - накинулся он на Харриса.
- Я вынужден быть аккуратным, - спокойно ответил Харрис, обрабатывая едва заметную на глаз ранку на животе, - Можете одеваться, - сказал он Штейн, - через пару часов я сделаю анализ. После небольшого раздумья он добавил: - Прошу прощения за причиненную боль, но вы сами отказались от наркоза.
Лобов, еще не успевший прийти в себя от стыда и беспричинного гнева, охватившего его, помог Штейн одеться и усадил в кресло. Анна сильно побледнела, вся ее красота куда-то пропала.
- У вас не сохранилась генетическая карта вашего мужа? спросил Харрис.
- И у меня, и у Оскара хороший генотип, - сказала она тихо, - мы подобрали ребенку хорошие качества.
- Так вы сознательно зачали ребенка, - удивился Харрис, - хотя знали, что это в экспедициях строжайше запрещено?
- Какая разница, если через месяц мы должны были быть на Земле.
Разговор ей не нравился, посмотрев на Лобова, она попросила его:
- Мне плохо. Отведите меня в мою комнату.
Лобов вздрогнул, услышав слово "комната", не употребляемое на станции. Он взял Анну под руку и повел. Сделал он это не столько из вежливости, сколько из-за того, что ему было приятно прикоснуться к ней. Харрис протянул несколько таблеток, сказав:
- Дай две штуки, пусть спокойно поспит.
Лобов привел Анну в ее каюту, холодную и неуютную. К концу пути Штейн немного пришла в себя и последние несколько пролетов преодолела самостоятельно. Лобов настоял, чтобы она легла в постель, дал ей две таблетки. Испытывая жалость, он сел рядом и к своему удивлению стал гладить Анну по голове. Он начинал понимать, что влюбился в эту женщину. Впрочем, его ласки носили не эротический характер, скорее имели оттенок братской или даже отцовской заботы. Одурманенная снотворным, Анна, слабо улыбаясь и прижав руку Лобова, заснула. В ее голове причудливо переплелись реальность и вымысел. Ей казалось, что это Оскар своей шершавой рукой неумело ласкает ее. Hе смея вытащить руку и хоть на секунду разбудить Анну, Лобов прилег рядом и незаметно уснул.
