– Правда? И почему вы так думаете?
– Потому что планеты Внеземелья не согласятся принять эмигрантов, и принудить их к этому можно только войной. А мы не в состоянии выиграть войну.
– Скажите, – негромко поинтересовался Сельони, – вы когда-нибудь пытались эмигрировать? Мне кажется, вы подходите од их критерии. Вы высокого роста, у вас светлые волосы, вы умны…
Известный ведущий покраснел.
– Я страдаю сенной лихорадкой, – отрывисто сказал он.
– Понятно, – улыбнулся секретарь. – Тогда у вас есть все основания относиться к их деспотической генетической и расовой политике с неодобрением.
– Я не могу позволить себе руководствоваться личными мотивами, – горячо отвечал Кейлин. – Я относился бы к их политике с неодобрением и тогда, если бы подходил под условия эмиграции. Но мое одобрение или неодобрение ничего не изменит. Их политика – это их политика, и они имеют право проводить ее. Более того, их политика не лишена логики, пусть даже и ошибочной. На планетах Внеземелья человечество начинает все заново, и они – те, кто отправился туда первыми, – ходят искоренить определенные изъяны человеческого организма, которые обнаружились со временем. Человек, страдающий сенной лихорадкой, с точки зрения генетики – паршивая овца. Не говоря уже о предрасположенности к раку. Их предубежденность против цвета кожи и волос, разумеется, несусветная глупость, но я могу предположить, что они заинтересованы в единообразии и однородности. Что же до Земли, мы и без помощи планет Внеземелья можем немало сделать для собственного спасения.
– Что же, к примеру?
– Внедрить позитронных роботов и гидропонику и прежде всего ввести контроль над рождаемостью. Я имею в виду разумный контроль, основанный на строгих психиатрических критериях и призванный искоренить психические отклонения, врожденные заболевания…
– Прямо как на планетах Внеземелья.
– Отнюдь нет. Я ни слова не сказал о расистских принципах. Я говорю лишь о душевных и физических заболеваниях, которые равно присущи всем этническим и расовым группам. И прежде всего необходимо удерживать рождаемость на более низком уровне, чем смертность, пока не будет достигнуто здоровое равновесие.
– Мы не располагаем промышленными технологиями и ресурсами, которые необходимы для внедрения робо– и гидропонной техники в ближайшие пять столетий, – угрюмо сказал Сельони. – Более того, земные традиции, равно как и этические принципы нашего времени, запрещают роботизированный труд и пищу искусственного происхождения. Но строже всего они запрещают убийство нерожденных детей. Сами подумайте, Кейлин, как мы можем позволить вам пропагандировать все это с экрана? Ничего хорошего из этого не выйдет, ваши разглагольствования только отвлекают внимание народа и подрывают его дух.
– Господин секретарь, – нетерпеливо перебил его Кейлин, – вы хотите войны?
– Хочу ли я войны? Какая дерзость!
– Тогда кто такие эти политиканы в правительстве, которые жаждут войны? К примеру, на ком лежит ответственность за тщательно распущенный слух о Тихоокеанском проекте?
– Тихоокеанский проект? Откуда вы о нем узнали?
– Я не выдаю своих источников.
– Что ж, тогда я назову их сам. Вы слышали о Тихоокеанском проекте от Мореану с Авроры, когда он в последний раз был на Земле. Мы знаем о вас куда больше, чем вы предполагаете, мистер Кейлин.
– Охотно верю, но намеки на Мореану отрицаю. С чего вы взяли, будто я получил эти сведения от него? Из-за того, что вы намеренно навешали ему на уши всю эту лапшу?
– Лапшу?
– Да. Я считаю, что Тихоокеанский проект – фикция. Выдумка, предназначенная придать землянам уверенности. По-моему, правительство планирует подстроить намеренную утечку этого так называемого секрета, чтобы обеспечить поддержку своей военной политики. Это часть психологической войны против собственных же соотечественников, и в конце концов Землю ждет крах. И я намерен довести это мнение до людей.
– Вы этого не сделаете, мистер Кейлин, – спокойно заявил Сельони.
– Еще как сделаю.
– Мистер Кейлин, ваш друг Ион Мореану нажил себе на Авроре большие неприятности, и причина их, возможно, в слишком теплых отношениях с вами. Смотрите, как бы вам не нажить себе подобные неприятности из-за слишком теплых отношений с ним.
– Меня это не волнует. – Журналист отрывисто рассмеялся, стремительно поднялся на ноги и зашагал к двери.
При виде двух плечистых парней, преградивших ему выход, Кейлин еле заметно улыбнулся.
– Значит, я арестован.
– Совершенно верно, – кивнул Сельони.
– На каком основании?
– Мы что-нибудь придумаем. Потом. Кейлин вышел – под конвоем.
На Авроре происходили события, в точности соответствующие вышеупомянутым, только с большим размахом.
Комитет по инопланетной агентуре при Собрании собирался уже который день – с того самого заседания, на Котором Ион Мореану и его Консервативная партия внесла свое памятное предложение выразить вотум недоверия. За то, что оно в итоге не получило поддержки, следовало благодарить отчасти превосходящее по численности политическое руководство Независимой партии, а также деятельность все того же Комитета по инопланетной агентуре.
Доказательства копились уже не первый месяц, и, когда стало понятно, что Независимые побеждают в голосовании со значительным перевесом, Комитет смог нанести свой удар.
Мореану взяли под стражу в его же собственном доме и посадили под домашний арест. Хотя при сложившихся обстоятельствах процедура домашнего ареста была незаконна – о чем Мореану не преминул решительно заявить, – это отнюдь не помешало благополучному ее завершению.
На протяжении трех дней Мореану подвергали тщательному перекрестному допросу – ровным и вежливым тоном, который едва ли выражал что-либо, кроме бесстрастного любопытства. Семеро следователей Комитета по очереди сменяли друг друга, тогда как Мореану давали лишь десятиминутную передышку в те часы, когда заседал Комитет.
Через три дня эффект был налицо. Мореану охрип, требуя личной встречи со своими обвинителями, обессилел, настаивая, чтобы ему сообщили, в чем именно его обвиняют, и сорвал себе горло, возмущаясь незаконностью всего происходящего. В конце концов представители Комитета принялись зачитывать ему обвинения.
– Это правда или нет? Правда или нет?
Мореану был в состоянии лишь устало мотать головой.
Он заявил о том, что свидетельские показания сфабрикованы, и ему учтиво сообщили, что слушания являют собой производимое Комитетом расследование, а не суд…