- Ты?! - кричит, по привычке, Витек. - Мы тут с ног сбились, разыскивая тебя! Немедленно возвращайся в Москву!
- Подожди, не горячись, - осаживаю я Крепчалова. Моя фирма - частная, и подчиняется министру настолько косвенным образом, что ни о каких приказах не может быть и речи. А с учетом того, что Витек еще и жену у меня увел, я вообще имею право с ним не разговаривать. И не разговаривал бы, если бы не внук. - Вначале расскажи, как там Ванечка.
- Ванечка-то хорошо, я плохо, - сердито выговаривает мне Крепчалов. Твоя Алена подалась в храм "новой веры!" Я ее дважды приводил оттуда, и дважды она опять туда сбегала. Вот и пришлось чуть ли не на няньках с вашим Ванечкой сидеть. Но сейчас он в круглосуточном детском садике, министерском, ты не волнуйся. И немедленно возвращайся в Москву! Озерец это далеко?
- Полтыщи километров. А зачем - в Москву? Мне и здесь хорошо.
- Ты что, телегазеты не смотришь, радио не слушаешь?
- Не-а. Надоели мне ваши артегомы.
- Пеночкин в Москве. Похоже, всю эту кашу заварил он. А достать его мы не можем. Как приедешь - срочно ко мне.
- Да пошел ты...
Давно я хотел выдать эту фразочку, очень давно. Но все ситуации подходящей не выпадало. После "Тригона" не было еще случая, чтобы я хоть зачем-нибудь понадобился Витьку. А без такого условия фразочка не звучит, совсем не звучит. Зато сегодня...
Торжественно повесив изумленно замолчавшую трубку, я возвращаюсь к своей "вольвочке". Следующим пунктом программы было - наведаться в здешнее отделение милиции, пожаловаться на то, что обокрали мою нежно любимую старуху. Уж это-то я могу сделать, не боясь, что в ответ выставят мой "пилигрим", незаконно вторгшийся в чужую базу данных. Точнее, мог бы сделать. Но не стану. Бог с нею, японской телемагнитолой. Петя в Москве, и даже Крепчалов уже знает, что увел моих детей в храм "новой веры" - он, Пеночкин. Времени мне терять никак нельзя. Потому что каждый лишний час пребывания Маришки и Витюхи в храме может сделать их возврат к прежней жизни невозможным. Петя ведь, после контакта с трехполушарным "Тригоном", так и не вернулся к нормальной жизни.
Решительно повернув в замке ключ зажигания и отчаянно сигналя, я выезжаю со стоянки возле почтамта и поворачиваю колеса в сторону шоссе "Москва-Рига". Правда, пока до него доберешься... Два железнодорожных переезда нужно проскочить, а вдруг поезд?
Переезды я проскакиваю благополучно, аккуратно вписываюсь в поворот на развязке и - вот оно, четырехрядное шоссе! Давно моей старухе не удавалось таи порезвиться!
Внимательно следя за дорогой, я не забываю посматривать и в зеркало заднего обзора. Не сел ли кто-нибудь на хвост? Действительно ли меня решили припугнуть ребята из "Комтех-сервиса", видя во мне опасного конкурента, или это все - лишь прелюдия к гораздо более серьезным акциям? Тогда, с "Тригоном", тоже все начиналось довольно безобидно. А кончилось... Может, потому Крепчалов и жаждет видеть побыстрее меня в Москве? Приеду - а там уже следователь: "Это ваш "пилигрим"? Объясните, гражданин Полиномов, каким образом попала в него секретная коммерческая информация фирмы "Комтех-сервис"?"
Мое внимание привлекает серебристая "хонда", вот уже минут пять не пытающаяся обойти старуху. Чуть снизив скорость, я спокойно жду, пока она меня обгонит. Но на всякий случай вытаскиваю из кобуры пистолет и кладу его на соседнее сиденье.
"Хонда", однако, обгонять меня не намерена.
Тогда я вдавливаю педаль газа до отказа. Только бы на гаишников с радаром не нарваться. И в кювет не слететь: устал я за эти дни изрядно. Хоть и время еще не позднее, и за руль не так давно сел, а в глазах уже нет-нет да и промелькнут черные мурашки, и под веки словно песка кто насыпал.
Отставшая было "Хонда" вновь появляется в сотне метров позади, едва я перехожу на крейсерскую скорость.
Ах, так...
Я решительно сбавляю скорость: 120, 100, 30, 60, 40...
"Хонда" делает тоже самое.
Тогда, резко затормозив, я хватаю с соседнего сиденья пистолет и, сняв его с предохранителя, выскакиваю из машины.
Из "хонды", остановившейся в каких-то пяти метрах позади старухи, выходят Элли... и Петя. На Элли длинное серебристое - в тон машине платье, на шее жемчужное ожерелье, в волосах бриллиантовая заколка. На Пете одежда золотистого цвета, напоминающая церковную. А на голове - алый хоккейный шлем с буквами "СССР".
- Паша! Почему ты от нас убегаешь? - спрашивает Элли, чуть наклонив голову, своим неповторимым голосом. Я, опустив пистолет, растерянно молчу.
- Я теперь так счастлива! - говорит Элли, и лицо ее озаряет улыбка. Причем в буквальном смысле: я отчетливо вижу, что лицо Элли светится. Морщинок на нем совсем нет, даже у глаз. А светлые волосы почему-то мокрые. Совсем как в тот, самый первый раз, когда она примчалась, опаздывая и под дождем, на ГИВЦ.
- Рад за тебя, - хмуро говорю я, засовывая пистолет за пояс.
Только, похоже, это совершенно не так. Неужели я еще на что-то надеялся? Старый хрыч... А Элли - все так же молода, между прочим. Как она смотрит на Петю! Вот счастливчик. Только, как обычно, он не понимает этого.
- Ты зачем приезжал на Горелый хутор? - зло спрашивает Пеночкин, подмигивая мне сразу двумя глазами. - Кто тебя туда звал? Опять стоишь на моем пути? Зашибу!
В руках у Пети вдруг оказывается хоккейная клюшка. И только теперь я замечаю, что на ногах у него - коньки.
- Не мешай нам, Паша! - ласково говорит Элли. - Я никогда не была так счастлива со своим мужем, как теперь. Только ты - не мешай!
На голове у Элли я замечаю венок из искусственных цветов. Из "хонды" по специальным направляющим выкатывается нейрокомпьютер "Соломон". Он шустро подъезжает к Пеночкину, и Петя, часто-часто мигая, гладит его за акустической колоночной, как собаку за ухом.
Все это похоже на дурной сон.
- Вы спите, хозяин! Водитель, вы спите! - говорит вдруг Элли, словно прочитав мои мысли. - Водитель, вы заснули! - повторяет она уже голосом моей старухи...
И я, наконец, понимаю, что действительно заснул. "Вольвочка", почувствовав это, остановилась прямо посреди дороги, начала мигать всеми "габаритами" и "стопами". И вот уже не в первый, видимо, раз пытается меня разбудить. А сзади отчаянно сигналит серебристая "Хонда", в которой Элли...
Сигналит сзади не "Хонда", а "Камаз". Окончательно проснувшись, я доезжаю до ближайшей площадки для отдыха, тщательно запираюсь и, откинув сиденье и раскатав одеяло, укладываюсь спать. Прошли те времена, когда я мог работать по двое-трое суток, жертвуя Морфею лишь 2 - 3 часа. Особенно, если накануне удавалось поспать впрок. Теперь и впрок не спится, и отоспаться несравненно труднее, чем двадцать лет назад. Хорошо еще, старуха вовремя остановилась.
