ГОЛОС
И были эпохи, когда первенствовали в мире тонкие творческие энергии. Смрад гибели и тотального разрушения не довлел над миром людей. Тогда преобладали положительные сущности, и никто не смел настаивать на том, что закон равновесия равноутверждает и добро и зло. Ведь никогда свет и тьма не находились в равновесии. Ибо равновесие - это всего лишь тончайшая, едва видимая грань, отличающая первозданный хаос тьмы от идеальной гармонии света. Никогда, слышишь, никогда зло не сможет одолеть добро, как бы глубоко последнее не пало в пропасть отчаяния. Помни об этом и стремись к этому...
Они спали очень долго. Кальконис проснулся первым и стал в полной темноте ворошить костер. К нему присоединился Ухоня, и скоро грот осветился ярким пламенем. Милав выглянул из-под мехового плаща и улыбнулся прямо в Ухонину физиономию:
- С добрым утром!
Кальконис пошмыгал носом, пытаясь изобразить улыбку. Из этого мало что получилось, и он продолжил колоть лед в заиндевевший котелок. Милав откинул плащ, сел. Все тело ломило - результат вчерашней схватки на пределе человеческих возможностей. Костер горел хорошо. Пахло дымом, смолой и еще чем-то очень приятным. Милав решил посмотреть на то, что творится за каменными стенами. Ухоня напросился помочь ему.
- В чем? - спросил кузнец, накидывая плащ. Ухоня неопределенно помахал хвостом.
- Ладно, пошли, - согласился Милав и первым двинулся в темноту, чтобы успеть обезвредить ловушки (Ухоня со своим любопытством непременно угодил бы в одну из них).
Выход из пещеры был полностью завален снегом. У них ушло много времени на то, чтобы откопать проход, не имея под рукой ничего, кроме собственных ладоней.
Горный мир встретил их слабым ветром и редким снегом.
- Похоже на то, что погоду здесь заказывали рогойлы, - сказал Ухоня, а когда мы определили их на местожительство немного ниже - погода значительно улучшилаь.
- Да, и ветер слабее, и мороз не столь крепок, - согласился Милав. Что ж, хоть со спуском проблем не будет.
- А разве они у нас были?! - Ухоноид геройски поднял хвост трубой и оскалился.
- Ох, и грозен ты со своим обмороженным хвостом! - притворно оужаснулся Милав. - То-то рогойлы, как тебя увидели сами в пропасть попрыгали!
Ну-у-у, - промычал Ухоня, - может, и не сами, но попрыгали же!
Спускаться было намного легче. Ноги сами несли вниз, и приходилось быть очень внимательными. Впереди, кроме вигов и горгузов, никого не предвиделось. А что покорителям перевала дикие виги да горгузы-пакостники так, мелочь пузатая!
Впрочем, бахвалился подобным образом один Ухоня. Он семенил рядом с Милавом (лошадей осталось всего две, и ухоноид наслаждался полной свободой) и донимал кузнеца вопросами:
- А ты не заметил, что у рогойлов было шесть лап?
- С чего ты взял?! - удивился Милав.
- Ну как же! - искренне изумлялся Ухоня. - Ты тащил их за четыре лапы, и я за две!
- Ты тащил за хвост!
- Да? Все может быть...
Некоторое время ухоноид молчал, а потом вновь начинал терроризировать Милава:
- Как ты думаешь - обморожение не заразно?
- Конечно нет!
- А почему тогда я весь чешусь?
- А когда ты последний раз мылся?
- Ну-у-у... не помню.
- А чего спрашиваешь?
- Знать хочу. Шутка ли - целый прайд рогойлов одолели!
- Одолельщик, - подал голос Кальконис, - твоя очередь тропинку топтать!
- Ну вот, - хмыкнул недовольный Ухоня, - на самом интересном месте...
В этот вечер сожгли последний пучок смолистого кустарника, которого едва хватило на то, чтобы натопить в котелке снега и приготовить напиток, названный Ухоней "кубком победы".
Милав поморщился, но спорить не стал: по крайней мере, Ухоня перестал донимать его совершенно немыслимыми подробностями боя на перевале. Теперь ухоноид взялся за Калькониса, и Милав с улыбкой на губах слушал, как вчерашний бой с рогойлами в интерпретации Ухони превращается в подвиг титанов.
- Да-а, - размышлял Ухоня, глядя перед собой отсутствующим взглядом, быть бы вам, сэр Лионель, ледяным истуканом, если бы я вовремя не вытащил вас из пасти второго вожака рогойлов!
Кальконис удивленно посмотрел на ухоноида (бедный сэр Лионель еще не освоился с поразительной страстью Ухони к самовосхвалению и был, мягко говоря, шокирован его поведением).
- Позвольте, - изумился Кальконис, - а как вы узнали, что это был второй вожак? По-моему, они все выглядели на одно лицо... то есть, простите, на одну морду!
- Э-э-э... - Ухоня редко оказывался в столь затруднительном положении, и Милаву было интересно посмотреть, как выкрутится самонадеянный ухоноид на этот раз. - Ну как же! - воскликнул Ухоня. - Это же так просто: кто еще мог отважиться напасть на меня, кроме второго вожака!
- А-а-а... - протянул Кальконис и уткнулся лицом в ладони. - Что ж я сразу не догадался?!
- А как же иначе?! - сказал Ухоня, не замечая иронического тона Калькониса.
- Это действительно все объясняет! - заявил сэр Лионель на полном серьезе.
- А то!! - расхваливал сам себя Ухоня. - Вот жаль только, что мы не прихватили никаких трофеев - попробуй теперь доказать, что это были глетчерные рогойлы, а не какие-то там снежные барсы!
- Если не секрет, - подал голос Милав, - кому ты собираешься поведать о своих подвигах?
- Не о своих, - поправил кузнеца Ухоня, - мне чужой славы не нужно. А рассказать кому? Да мало ли! Вот вернемся домой - я всем без утайки поведаю, как, не щадя своей драгоценной тигриной шкуры, спас достойного сэра Лионеля де Калькониса от неминуемой смерти под ударами ледяных хвостов хранителей перевала Девяти Лун! - мечтал Ухоня с закрытыми глазами.
- Позвольте спросить, - прервал Кальконис сладкие мечтания ухоноида, а вы будете рассказывать своим восторженным слушателям о том, как сами едва не оказались на ледяном вертеле?
- А разве такое было? - крайне удивился Ухоня. - Мне казалось, что пока вы, сэр Лионель, валялись в снегу, сраженный звуком Поющего Сэйена, я расправлялся с рогойлами.
- Интересно, - задумчиво заговорил Милав, посматривая в сторону развалившегося у костра Ухони, - а где в этот ответственный момент был я?
- Ты? - Ухоня на секунду задумался. - Неужели забыл?! Ты помогал мне!
- Действительно, - Милав подавил улыбку, - что-то с памятью моей стало...
Глава 6
В ДОЛИНУ
Следующее утро встретило покорителей перевала туманом и мелким нудным дождем. Ухоня долго ворчал на "несносные горы, способные только на мелкие гадости".
- Не такие уж они и мелкие, если судить по размерам рогойлов! - сказал Милав, стряхивая с плаща снежно-дождевую кашу.
Ухоня отмахнулся - этим утром он отчего-то не был расположен к словесным пикировкам: то ли погода влияла, то ли вчерашнее бессовестное бахвальство не давало ему покоя (впрочем, второе навряд ли: Милав не помнил случая, чтобы ухоноид пожаловался на угрызения совести - может быть, у него ее и нет вовсе?).
