— Да, но утором, как всегда.
Он тоже стал опустошать свои карманы, но при этом складывал все рядышком так, как ему было нужно. Кэтлин глядела на то, что он делает.
— Это толково, — сказала она. — Ты всегда знаешь, где что находится?
Он взглянул на нее. Она говорила серьезно.
— Конечно, — ответил он.
— А ты — действительно молодец, — сказала она.
— Я думаю, что ты тоже весьма хороша, — ответил он.
— Им не часто удается взять меня, — сказала она. И отодвинула стул, села и положила руки на стол, пока он опустошал карманы. — А тебя?
— Нет, — ответил он.
Она выглядела вполне счастливой в своей рассудительной манере. И взяла револьвер, и открыла обойму в рукоятке, и снова защелкнула ее.
— Револьвер настоящий, — сказала она. — А патроны нет. Однако, все равно следует проверять. Патроны могут быть перемешаны. Однажды так сделали. Всегда следует помнить об этом. И у Врага патроны могут быть перемешаны. И разнести тебя по кусочкам. Холостые патроны имеют широкую черную каемку. Настоящие — нет. Но те точно могут убить тебя, если выстрелят в упор. Следует быть аккуратным, когда работаешь с партнером. В процессе тренировок люди погибали от холостых патронов чаще, чем от чего-нибудь другого.
О том, как погибали люди, Кэтлин знала столько историй, сколько он не слышал за всю жизнь. В животе у него появилось неприятное ощущение.
Однако Кэтлин хотела узнать все о ловушках, все о том, что он видел. Она задавала много вопросов, и все время, когда он говорил, он видел сосредоточенность в ее странных глазах, как у умных людей, когда они хотят что-нибудь запомнить. Так что и он расспрашивал о Засадах, и она рассказала ему о многом, виденном ею.
Она в самом деле была умна. Ее слова звучали так, как будто она действительно может сделать то, о чем говорит. Он никогда не планировал оказаться в службе безопасности. Он не планировал в качестве партнера иметь девочку, и тем более не представлял кого-нибудь, похожего на Кэтлин. У нее была странная улыбка. От нее зажигались глаза, но губы при этом едва ли двигались. Когда она улыбалась, его взволновало то, что он испытал больше радости, чем от чьей-нибудь улыбки во весь рот. А заставить Кэтлин улыбнуться оказалось трудновато. Надо было сказать ей что-нибудь такое, что действительно производило на нее впечатление. А когда ты получал одну улыбку, хотелось получить следующую.
Они отправились к трапезе в помещение, которое здесь называли обеденным залом. Им всем пришлось постоять и подождать, пока освободятся места: они оказались там самыми молодыми. Большинство — юноши, но среди них находилось и несколько девушек, всем было уже дольше десяти лет, и у всех были строгие манеры. Он бы страшно нервничал, если бы Кэтлин не знала, когда стоять, и когда садиться, и не дергала бы его за рукав, подсказывая. Однако пища была очень хорошая и столько, сколько хотелось; а когда подростки, сидящие вокруг, заговаривали, то вели себя вежливо и не высказывали недовольство их присутствием. Кто твой партнер? — спросил один у Кэтлин, и она ответила: Флориан АФ, сир. Как будто говорила с Интором.
Приятно познакомиться, сказал тот мальчик. И они заставили его встать так, чтобы все могли видеть его. Он волновался. Однако юноша встал рядом с ним и представил его как Флориана АФ, партнера Кэтлин, техника. Он не был уверен, что это именно так, но что-то в таком духе; и они все некоторое время на него смотрели, затем было произнесено что-то типа «добро пожаловать», и он смог сесть. Это не слишком отличалось от прежней столовой, разве что его никогда не заставляли вставать за столом, потому что прежний обеденный зал состоял из множества помещений. Зеленые бараки имели свою собственную кухню, и там давали второе и третье, если хотелось, и не было такого строго медицинского порядка.
Затем Инструктор сказал, что у них есть два часа на отдых, и что свет должен быть выключен к 23:00.
Однако Кэтлин решила, что им лучше вернуться в свою квартиру — так говорили в Зеленых Бараках — и подумать насчет Комнаты, поскольку Инструктор сказал, что могут сделать это. Они расспрашивали друг друга относительно Комнат пока почти не настало время гасить свет.
Он беспокоился по поводу раздевания. Он никогда не раздевался при девочках, только в присутствии врачей или техников, и они всегда непременно давали ему что-нибудь накинуть на себя, и отворачивались или выходили, пока он собирался. Кэтлин сказала, что все в порядке, раз они живут в одной комнате: все так поступают; так что она сняла рубашку и брюки, и он тоже снял, и она первой пошла принять душ. Она возвратилась в чистом белье и бросила грязную одежду в ящик с крышкой.
Под ее одеждой он увидел именно то, что ожидал увидеть: сплошные кости и мускулы, обтянутые кожей, это заставило бы его подумать, будто в Безопасности плохо кормят, если бы он только что сам не поел. Сложена она была заметно иначе, тоньше в талии (ребра торчали), и — плоско там, где у мальчиков что-то было. Он никогда не видел девочек в нижнем белье. Оно было тонким и скрывало немного, и он старался не смотреть или думать о том, что она глядит на него. Он не вполне понимал, почему это было плохо, но было ощущение, что он поступает неправильно. Однако все происходило так, как полагалось, потому что спать в одежде означало испортить ее.
Так что им следовало относиться вежливо друг к другу и мириться с ситуацией.
Он быстро принял душ, как посоветовала Кэтлин, потому что ванная скоро потребуется Старшим, надел чистое белье, подошел и лег на нижнюю койку, потому что Кэтлин заняла верхнюю. Он проделал это быстро, потому что она лежала под одеялом, и он в одиночестве щеголял раздетым.
— Последний, — произнесла Кэтлин сверху, — выключает свет. Это уже мое Правило. Хорошо?
Со своего места он посмотрел на выключатель. Он никогда не бывал там, где свет сам не выключался в положенное время. Он никогда не спал нигде, кроме бараков, где в общей спальне находилось около пятидесяти мальчиков. Он снова выскользнул из-под одеяла, метнулся к выключателю, стукнул по нему, и помня прямой путь назад, быстро нырнул обратно, причем так резко, что кровать затряслась.
Он подумал, что Кэтлин он при этом тоже тряхнул.
— Прошу прощения, — сказал он и постарался быть осторожнее, снова залезая под одеяло. Он отчетливо сознавал, что находится рядом с незнакомым человеком, которому, наверно, тоже семь, но они отличались друг от друга, она относилась к Безопасности, а Безопасность была очень сурова. Ему хотелось сделать что-нибудь неправильное, или вызвать ее раздражение. Он лежал в темноте в помещении, в котором кроме него находится только один человек, и чувствовал себя хуже, чем в новой общей спальне, гораздо хуже. Ему было холодно, при этом не только из-за тонкого одеяла. Все звуки исчезли, за исключением того, что один из Старших включил душ.
