Ревин старался располагаться поближе к огню, пытаясь хоть как-то высушиться, но стоило отнять от очага одежду, как она тотчас же набирала воду.
– Что желает господин?…
Сгорбленный трактирщик-румын в расстегнутой безрукавке безошибочно определил состоятельного клиента и поспешил засвидетельствовать почтение лично.
– Жаркое, пирог с печенкой и пунш, – вздохнул Ревин. С кухни пахло именно этим. – Большую кружку…
Другого меню нет, проси не проси.
Хозяин удовлетворенно кивнул и заковылял прочь. Тотчас появилась миловидная служанка, смахнув со стола, утвердила глиняную посудину, напоминающую по форме кувшин с ручкой, одарила смущенной улыбкой. "Дочь", определил Ревин. Кивнул, поблагодарив, сделал хороший глоток, устраиваясь поудобнее у камина, и с удивлением ощутил на себе чей-то изучающий взгляд. Не просто любопытствующий, а напряженный, недобрый. Так мог смотреть агент сыскной полиции или грабитель, присматриваясь к жертве.
Ревин сосредоточился, полуприкрыл веки. И среди присутствующих, что виделись подрагивающими бесформенными образованиями, голубоватыми, равнодушными к нему, уловил еще чьи-то осторожные, едва заметные касания. Вот та персона, что сидит за столиком в дальнем углу, явно имеет к нему какой-то скрытый интерес.
Позади нависли двое, замерли в нерешительности и заспорили жестами кому начинать.
– Э, любезный, – неуверенно тронул за плечо один. – Разговор имеется…
– Ну, говори, – Ревин отхлебнул из кружки, не поворачивая головы.
– Выйдем…
– Здесь говори, – Ревин закинул ногу на ногу.
– Не заставляй просить, – в разговор вступил второй.
В спину ткнулся кинжал.
Ревин снова глотнул пунша, невозмутимо, будто не чувствовал лопаткой острый кончик.
Нападавший слегка надавил на рукоять, потом сильнее, еще сильнее… Но руку его сдерживала какая-то невидимая сила. А вальяжный господин, как ни в чем не бывало, прихлебывал из кружки и глядел на огонь. Лицо нападавшего исказили усилия, вот он уже висел на рукояти всем телом, но лезвие будто уперлось в камень. Невидимая глазу борьба продолжалась еще некоторое время, затем кисть нападавшего ожгло болью, будто раскаленным металлом, тот вскрикнул и разжал пальцы.
Нет, нагревать предметы Ревин не мог. Зато умел такое обстоятельство со всею натуральностью внушить.
Напарник глядел на потрясавшего рукой сотоварища, со смесью страха и недоверия, полностью утратив инициативу действия. Не найдя ничего лучшего, нападавшие в полном смятении ретировались, прошипев на прощание что-то невразумительное. Ревин не стал их задерживать, парочка его интересовала мало, гораздо меньше, чем фигура за угловым столиком.
Но едва неудавшиеся грабители скрылись из виду, странный субъект поднялся и подошел сам.
– А ведь вы господин Ревин? – без предисловий начал он. – Не так ли?
Ревин не ответил. Не спеша допил пунш, промокнул губы салфеткой.
– Меня зовут пан Маринеску, – субъект приложил к груди сжимаемый в руках картуз и наметил поклон. – Для вас – просто Тадеуш.
Был он не стар, но и не молод. Лицом и телом сух, спиною узок. Носил потрепанный сюртук и сапоги из кожи. Говорил по-русски с чудовищным акцентом, безбожно сглатывая окончания фраз, но бегло, желая, видно, произвести впечатление. Может статься даже разучивал перед зеркалом эту речь.
– Не сердитесь на меня, – Маринеску без приглашения присел напротив. – Это я подослал тех двоих… Так сказать, удостовериться…
Ревин устало вздохнул.
– Вот что я вам скажу, пан Маринеску… Сейчас я стану задавать вам вопросы, а вы на них отвечать… И советую хорошенько обдумывать свои слова, потому как если я почувствую, что вы лжете, то убью вас. Прямо здесь…
– Но позвольте! – попытался возмутиться Маринеску, – нет никаких оснований… Я – друг!…
– Вы не друг, – возразил Ревин. – И такой же родственник Айвы, как я дева Мария! Вы ведь это собирались заявить?… Что вы там вертите в кармане? Ее платок? Или брошь?…
– Вот, – Маринеску смущенно выложил скомканную тряпицу, – велела…
– Ничего она не велела!… – Ревин покачал головой и неуловимым движением свернул собеседнику палец. – Вы удерживаете ее насильно. Так?
Маринеску побледнел, впалые щеки его покрыла испарина.
– Девушка находится в превосходных условиях…
– Кто приказал?… Я спрашиваю: приказал кто? – Ревин демонстративно скосился на искалеченную кисть.
– Один очень влиятельный господин, – Маринеску поспешил спрятать руки под стол. – Очень… И весьма состоятельный.
– Что за господин? Из Европы? Давно вы его знаете?
– Нет-нет, – Маринеску замотал головой, – сын пана Касюбы, местного помещика… Знаю я его совсем немного, а отцу его служил всю жизнь… Зря вы пальчик мне согнули, ох… Ай!
Ревин коротким и точным рывком вправил вывих оппоненту. Нахлобучил обороненный на столешницу картуз.
– Поехали!
– Матерь Божья! Гнется! – обрадовался Маринеску. – Как новый! Ох… – и поспешил за направившимся к выходу Ревиным. – Скажите, а как вы… Ну, догадались вообще? Или узнали?…
Тот неопределенно дернул плечом.
– А вы, верно, пошутили, господин Ревин! Вы не стали бы меня убивать, верно?
– Конечно пошутил, пан Тадеуш! Кто бы мне иначе показал дорогу?…
Поместье пана Касюбы, собственно, на поместье походило мало. А все больше напоминало настоящий замок, старый, мрачный, с потемневшими от времени и дождя башенками под черепичными шпилями. Каменную позеленелую от сырости стену, что опоясывала дом с постройками, вполне можно было назвать крепостной. И хоть нигде не виднелось ни бойниц, ни глубокого рва, в такой цитадели запросто можно было держать осаду. Пожалуй, поместье возводило не одно поколение владельцев, во всем чувствовалась неторопливость и основательность, рассчитанная на века. Даже сараи, откуда доносилось поросячье похрюкивание, имели ровную кладку и правильные углы.
Дубовые, окованные железом ворота открытыми не держали. Створки отворил плечистый работник, словно по случаю захвативший дубинку. Скупо кивнул Маринеску и недобро покосился в сторону Ревина. Едва господа миновали проход, снова затворил врата, приложил хорошим засовом.
На пороге барских хором ожидали трое дюжих молодцев, в широких шароварах, в расшитых рубахах навыпуск, с одинаково цепкими взглядами, они производили впечатление солдат в униформе.
– Вас проводят в вашу комнату, – пояснил Маринеску. – Вы сможете переодеться и отдохнуть.
Ревин устало вздохнул и поджал губы.
– Я желаю лицезреть вашего пана Касюбу немедленно. То есть прямо сейчас.
– Но…
– И если вы имеете хотя бы незначительное представление о моей, гм, родословной, то препятствовать не станете…
