— Их через катакомбы достали, — тяжело произнес Рудольф Шиллинг. — Подвезли промышленные бластеры и пробили завалы.
Он неожиданно оказался рядом: сидел на моем диванчике.
— Что-то в вашем раю сломалось, дорогие ангелы, — позволил я себе реплику.
Лейтенант нечаянно подвигал носом, размышляя над ответом.
— Каждому Бог посылает испытание, жаль только, примириться с этим бывает очень трудно.
О чем он в действительности говорил? О судьбах своего мира или всего лишь о своей супруге, быстрой на руку?
— Вы так переживаете, Руди, — посочувствовал я ему. — Но в одном вы ошибаетесь. Может быть не бластеры и не катакомбы помогли мистеру Шугарбушу вскрыть гнездо фальшивомонетчиков?
Он замер в неловкой позе, глядя на меня черными слезящимися глазами. Глазами большой умной собаки. Его лицо вытянулось, став удивительно похожим на морду таксы. Я вытащил из кармана скомканную записку, — ту самую, которую Шиллинг подбросил мне возле дома РФ, — и расправил ее на коленях.
— Может, ваше правосудие восторжествовало благодаря этой маленькой дряни?
Долгим взглядом он изучал свой же текст. «ОНИ РЕШИЛИ ВАС УБИТЬ», — шевелились его губы. Потом опасливо взял бумажку, будто опасался обжечься. Потом он встал и пошел на полусогнутых ногах — в ту сторону, куда удалился Вивьен Дрда, — потом побежал, сильно наклонив корпус вперед. Гигантская такса взяла след…
Зададим себе вопрос. В Райских Кущах разве удалось мне сбежать от папы Инны? Нелепо было всерьез рассчитывать на это — меня просто отпустили. Зачем обкладывать зверя, ставить капканы и все прочее, если ловцам и так ясно — где их зверь и с кем. Вот она, догадка! Лишь протрезвев, лишь почувствовав, что земля под ногами опять стала твердой, я понял это. Опять меня пометили. Когда? И явилась догадка номер два, и душа перевернулась, и нашелся ответ на вечный вопрос «кто виноват»… Именно по записке, затерявшейся в широких штанинах, меня нашли у Мигеля Ангуло. А незадолго до этого — определили точные координаты входа в подземный город. О да, боевые археологи тщательно проверили, не излучает ли гость, не проявляет ли хоть какую-то волновую или химическую активность, прежде чем пустить в подземелье. Тем более, меня не мог не проверить полковник Ангуло, как-никак он в Бюро антиволнового контроля служил. Но! Если забытый в кармане мусор абсолютно пассивен, то есть ничего подозрительного не испускает, как распознаешь, что это — самая что ни на есть дрянь?
Забудем про вульгарные маяки. Моя новая метка была не просто пассивна, но и внешний сигнал не отражала (на этом основана работа «пылевого резонатора»). Она, вероятно, вообще никак не искажала сигнал, что также широко используется в системах слежения. Боже упаси! Такие сюрпризы, будь они хоть трижды пассивны, хоть злокачественно фригидны, все равно отлавливаются аппаратурой контр-слежения. А у меня — бумажка и бумажка, какой с нее спрос? Теперь предположим, что этот комочек бумаги поглощает излучение полностью. Всевозможные детекторы его не видят, зато пара мобильных Z-локаторов, настроенных строго определенным образом, вполне способна засечь маленькую «черную дырочку»… Каких только деликатесов не припасено у нас для особо почетных клиентов. Ведь знал я о подобных фокусах! И не о таких знал. И Рэй не могла не знать. Что за тьма поглотила наши с ней рассудки?
Еще секунду назад все это было не более, чем логическими умопостроениями. И вот — получено блестящее подтверждение! Набравший скорость лейтенант Шиллинг врезался в строй полицейских, как торпеда в борт крейсера. Грянул взрыв, с палубы посыпались чертыхающиеся люди. Из густого смрада воплей и проклятий вылетели два сплетенных тела, проехались, скользя по роскошному мозаичному полу, до живой изгороди, и остановились. Взбесившийся Руди сидел верхом на начальнике полиции и молотил кулаками, куда придется. Товарищ Дрда визжал, как поросенок, и пытался достать соперника ногами. А ведь он не мальчик был, мой бывший сослуживец, его ведь обучали, как и меня. Записка была насажана на пуговичку на его плече — вместо погона. За все надо платить, подумал я, встал и пошел.
Я пошел к выходу.
Никто не обратил на меня внимания: личный состав в полном составе бросился разнимать дерущихся. Я испытывал к ним жалость. Вот так просто взять и унять благородную ярость? Ну-ну, ребятушки, трудно же вам придется… «Ты что мне говорил!.. — оглушительно шипел лейтенант Шиллинг. — Ты что мне пел, рогатый!..» Прощай, хороший человек, мысленно кивнул я ему. Много переживший, если врач Гончар не перебрал с поэтическими преувеличениями. За все надо платить, в том числе за добрые поступки, противоречащие служебным инструкциям. Я понимаю: тебя обманули. Твою порядочность использовали, как и мою мнительность. Тебя раздирали противоречия, но ты доверчив. Записку передал Вивьен, тет-а-тет, обставив просьбу правильными словами, и ты поверил… «Поздно!.. — шипел Руди. — Теперь всё — поздно!..»
Арно благоразумно стоял в сторонке, скрестив на груди руки. Он бесстрастно наблюдал. Прежде чем дать деру, я успел переброситься с ним парой слов.
— Как насчет Ленинграда? — спросил я. — Не передумал?
— Спасибо, — ответил он. — У вас там и без меня хватает писателей.
— Тогда прощай, дружок.
— А мы еще встретимся?
— Когда-нибудь я проедусь на поезде по твоему метро, — соврал я. — Учись скорее.
Торжественность момента была смазана. Мальчик с тоской смотрел мне вслед, он все понимал. Я вышел наружу, и никто меня не остановил, не окликнул.
На площади что-то происходило. Неподвижная толпа наполняла парк, группируясь вокруг взорванной скульптуры, и оттуда, из молчаливых глубин, неслось одинокое гортанное пение. Полиции не было, вся полиция была внутри отеля. Разрезав скопище зевак выставленным вперед плечом, я добрался до эпицентра.
Голый мужчина, измазанный голубой краской, лежал на вершине каменной кучи и просветленным взглядом смотрел на закат. То есть совершенно голый. Голова запрокинута, лицо заклеено биопластырем. Второй мужчина в набедренной повязке и алой накидке поверх плеч стоял возле первого на коленях, он раскачивался, с трудом удерживая равновесие, и тянул голосом нечто заунывное. Алая накидка была ни чем иным, как украденным из гостиницы покрывалом. А перед ними, раскинув по склону телескопические опоры, вполне устойчиво стоял трехногий этюдник, приобретенный, как видно, в одной из художественных лавок. Коробка этюдника была закрыта, поскольку живописать здесь никто не собирался; эта штуковина выполняла всего лишь функцию подставки.
