На слух это воспринималось как язык, но и стадо звучало так же.
Со склона припрыгали еще две кроликособаки и присоединились к сидящим. Они потыкались в рыльца папе, маме и малышу, похлопали друг друга по шерстке.
Приветствие?
Новая пара казалась постарше и вела себя более настороженно. Они уселись на кромке круга и тоже застыли в ожидании.
Я почувствовал себя настоящим гуру – обнаженным, неторопливым, загадочным.
Еще шесть кроликособак припрыгали к дежурившим.
К кругу скакали и шли вперевалку новые кроликособаки.
Еще больше их появилось на склоне. Многие просто сидели и смотрели, некоторые придвигались поближе.
Я подождал, пока не соберутся все желающие. Они кулдыкали, приветствуя каждого вновь прибывшего: тыкались носами, прижимались рыльцами, иногда хлопали друг друга и даже обнимались, прежде чем сесть. Я поднялся с травы.
Кроликособаки насторожились.
Выйдя на середину круга, я физически ощущал их взгляды. Я находился в центре мира.
На меня смотрели все кроликособаки и все люди. За каждым движением следили из вертушек, спрятанных под маскировочными куполами. Записывали, фотографировали, анализировали.
Я остановился и замер, прислушиваясь к овевающему тело прохладному утреннему ветру, ароматам травы и хвои, к которым примешивался какой-то сладкий мятный дух. Запах кроликособак? Он бы им подошел.
Зверьки внимательно разглядывали меня, но в круг никто не входил.
Они явно ждали от меня каких-то действий.
Я вспомнил, что сделали они сами в подобной ситуации.
Они начали танцевать.
Я дотронулся до передатчика на груди и тихо произнес:
– Не знаю, что станцевать. Голос Флетчер так же тихо ответил:
– Они еще никогда не видели танцующих обезьян. Что бы ты ни выкинул, все сойдет.
– Ах да, конечно. Спасибо.
Я набрал полную грудь воздуха.
И начал танцевать.
Я выделывал антраша. Скакал козлом. Вопил. Улюлюкал по-индейски, прикрывая рот ладонью. Сплясал джигу, чарльстон, рок-н-ролл, брейк. Я прыгал, кружился, трясся.
Кроликособаки удивленно переглядывались.
– Ну, валяйте же! – крикнул я. – Не хотите потанцевать?
Несколько кроликособак попятились. Черт! Сейчас они уйдут.
Я сделал кувырок, встал на колени, растянул пальцами рот, скосил глаза и, высунув кончик языка, закричал:
– Улю-лю-лю!
Две кроликособаки захихикали, а самая маленькая осторожно вошла в круг. Она остановилась передо мной и начала быстро покачивать головой вперед и назад. Ее отвисшие губы и язык двигались, как у примата.
– Улю-лю-лю, – произнесла она писклявым голоском.
В считанные секунды меня окружили кроликособаки, лепетавшие что-то невнятное.
Они подпрыгивали и скакали, кувыркались и кланялись, визжали, бубнили и вскрикивали. Они кружились, судорожно подергиваясь, как паяцы. Мохнатые розовые тельца, скачущие к кругу, покрыли склон холма. Они тоже хотели присоединиться к веселью. Мы выиграли!
Через гребень холма перевалил ярко-красный хторр. За ним следовали еще два, и еще два, и еще. Но меня это не волновало. Кроликособаки увидели их и громко, одобрительно закричали. Их звуки начинали все больше и больше напоминать язык.
– Кажется, нам это удалось! – засмеялся я. – Удалось! Не знаю, что именно, но удалось!
Теперь кроликособаки окружили меня, легонько похлопывая и поглаживая нежными пушистыми пальцами, приятно щекочущими кожу.
Я опустился на колени. Кроликособаки придвинулись поближе, чтобы ощупать мое лицо. Крошечные лапки бегали по моим щекам, носу, губам. Их поражало отсутствие меха. Они удивленно гладили меня. Розовые, с огромными круглыми глазами – точь-в-точь игрушечные зверьки, с которыми малыши любят засыпать в обнимку.
Однако, потявкивая, они оскаливали острые белые зубки. Впрочем, у щенков тоже есть зубы.
Кроликособака взяла мою руку и принялась лизать пальцы. Сосредоточенно пососала средний палец, потом отпустила, посмотрела на меня и… захихикала. Я легонько потрепал ее по уху; при этом мы оба знали, что все идет отлично.
Вновь прибывшие сразу же входили в круг, присоединяясь к своим любопытным сородичам. Всем хотелось протиснуться поближе ко мне. Я широко развел руки, стараясь потрогать как можно больше кроликособак. Щекотал их, похлопывал по головам, чесал за ухом. Это им очень нравилось. Я даже взял на руки одного малыша и, нежно прижав к груди, поцеловал. Кроликособаки восторженно завизжали.
Запищал сигнал передатчика. Кроликособаки удивленно покосились; я поднес его поближе к ним – небольшой кругляшок на цепочке вокруг шеи.
– Смотрите, здесь ничего нет, – объяснил я. – Он лишь испускает звуки. Ну-ка, пуговка, скажи что-нибудь.
Пуговка сказала:
– О великий и всемогущий повелитель маленьких розовых существ, оглянись поскорее.
Кроликособаки заинтересовались. Один из детенышей понюхал передатчик, другой попытался засунуть его в рот.
Я огляделся.
Среди маленьких розовых тел возвышались хторране.
Они окружали меня со всех сторон.
Девять. Десять. Одиннадцать червей.
Разного размера: от самого маленького, каких мне еще не доводилось видеть – примерно с сенбернара, – до трех огромных чудовищ величиной с междугородный автобус.
– Привет, ребята… -. сказал я и поднялся на ноги.
Только что подполз последний червь, которым управляли три маленькие энергичные Кроликособаки. Опять мне пришло в голову сравнение огромным реактивным лайнером, который ведет в ангар команда наземного обслуживания.
Хорошо, допустим, Кроликособаки управляют червями. Вопрос: зачем? Для чего им нужны черви? Мы подошли к разгадке вплотную.
В. Что случилось с хторранином, сожравшим Мэри Поп-пинс?
О. Он заболел диабетом.
В. А что произойдет с хторранином, если он сожрет Верховный суд?
О. Отравится.
Услышим ли мы, если глухой упадет в лесу?
Соломон Краткий
Одни черви изучали меня, другие лежали с закрытыми глазами словно в дреме.
Но все оставались за границами круга. Почему? Что это означает?
Большинство кроликособак не реагировали на хтор-ров. Они пришли сюда на детский утренник. Черви значили для них не больше, чем… мебель. Или охрана. Или… что-то еще? Я не мог ничего придумать.
Кроликособаки повисли на мне – они хотели еще поиграть. Я не стал сопротивляться и, отвернувшись от червей, улыбался, хихикал, хохотал во все горло.
Один из червей застрекотал.
Несколько кроликособак повернулись к нему. Я тоже. Это был один из крупных – с лоснящейся красной шерстью, сквозь которую просвечивала пурпурная кожа, а по бокам шли светло-розовые, почти белые полосы.