Как бы то ни было, нам надо решить, как приветствовать высокого гостя. Предлагаю принять посланника на борту «Нельсона». Никогда не вредно произвести впечатление на орионцев, хотя, надеюсь, вы понимаете, что я не собираюсь знакомить такого ушлого усатого-полосатого, как Леорнак, с нашим новейшим оружием!
Все одобрительно закивали.
– Кроме того, полагаю, что на борту «Нельсона» надо присутствовать и представителям нашей политической элиты, например господину де Парме, госпоже Ортеге и господину Мак-Фарланду.
Его слова снова встретили всеобщее одобрение. Выбор совершенно естественным образом пал на де Парму, являвшегося номинальным главой Верховного Совета, и на Брайана Мак-Фарланда, члена Верховного Совета, возглавлявшего комитет иностранных дел. Впрочем, у Мак-Фарланда было мало работы, потому что все сношения Пограничных Миров с другими человеческими правительствами сводились к обмену ядерными боеголовками, а иными расами, с которыми этим мирам приходилось сталкиваться, были только орионцы (официальная политика которых не допускала контактов с людьми на протяжении их гражданской войны) и тангрийцы (которые неизменно рассматривали людей как особо опасную разновидность дичи). Не исключено, что близился звездный час Мак-Фарланда. Кроме того, Тревейн отдыхал душой в его обществе. Мир Аотеароа, откуда был родом Мак-Фарланд, как можно догадаться по его названию, первоначально заселялся новозеландцами, но позднее туда прибыло множество австралийцев. Теперь аотеаройцы были «австралистее» настоящих австралийцев, и одна только манера речи Мак-Фарланда напоминала Тревейну о том, как он в качестве пилота космического штурмовика стажировался в Брисбене на Земле.
Мак-Фарланд был включен в состав встречающих орионского посланника по еще одной причине, о которой не говорилось вслух. В настоящее время военные действия отвлекали другие Пограничные Миры от размышлений о том, почему во временном правительстве так непропорционально много ксанадиков. Однако в самом ближайшем будущем они обязательно должны были об этом задуматься, и Тревейн хотел бы предотвратить возможный конфликт, пытаясь провести на высокие должности как можно больше выходцев из других Пограничных Миров. Хотя Мириам и считала себя приемной дочерью Ксанаду, она всецело одобряла такую политику Тревейна. Ей самой, в общем-то, было нечего делать на борту «Нельсона», но никто не стал возражать против предложения Тревейна включить и ее в состав делегации.
Тревейн задумался над тем, в каком странном положении оказались они с Мириам. Почти всегда и повсюду неофициальные, но широко известные отношения такого рода, какие существовали между ними, повредили бы политической карьере Мириам. Однако на Ксанаду этого не произошло. Усмехнувшись, Тревейн подумал, что, возможно, это объясняется ее способностью, несмотря на их близость, решительно (а иногда и яростно) спорить с ним, если она считала, что он ошибается. При этом такие споры происходили далеко не всегда наедине, и никто не мог усомниться в том, что политические взгляды Мириам Ортеги совершенно самостоятельны. Это было особенно заметно на фоне остальных членов Верховного Совета, которые считали мнение Тревейна почти непререкаемым.
Мириам посмотрела на адмирала и спрятала улыбку, увидев, как он скользнул по ней задумчивым взглядом. Она знала, о чем он думает, и понимала, что некоторые особенности его психики не позволят ему догадаться, почему против ее кандидатуры не было возражений. Отчасти ее коллеги не возражали, потому что были уверены в ее способности не испытывать благоговения перед генерал-губернатором. Однако по меньшей мере в такой же степени это объяснялось ее особым положением, которым она была обязана своими отношениями с Тревейном. В глазах жителей Пограничных Миров героический адмирал был просто-напросто непогрешимым, а она, благодаря близости к нему, также в известной степени считалась выше всякой критики. При этом Мириам подумала, что он так никогда и не поймет, в чем дело. Он слишком хорошо знал собственные недостатки, чтобы допустить, что Пограничные Миры считают его или ее непогрешимыми. А она сама ни за что не хотела намекнуть ему на это.
***
Катер орионцев успешно вошел в шлюпочный отсек «Нельсона», где во главе группы, включавшей в себя помимо членов Верховного Совета вице-адмирала Соню Десай, коммодора Генджи Йошинаку и капитана «Нельсона» Льюиса Муджаби, стоял Иан Тревейн. Офицеры (и в том числе сам Тревейн) по этому случаю были в полной парадной форме. На плече каждого из них – специальная нашивка, которую Тревейн недавно ввел в качестве знака различия вооруженных сил Пограничных Миров. На ней были изображены звезды (равные числом количеству Пограничных Миров) вокруг планеты с луной, символизирующих Земную Федерацию. Мириам предложила изобразить в центре звездного круга руку с пальцами, сжатыми в кулак, что, по ее мнению, отражало бы истинно боевой дух Пограничных Миров. Сам Тревейн считал эту идею замечательной, но, по некотором размышлении, не согласился на такой хулиганский символ.
Люк катера отворился, и из него появился посланник.
– Не может быть! – У Тревейна просто не было слов.
– Может, может! – жизнерадостно ответил Кевин Сандерс, спускаясь по короткому трапу с проворством, которое вряд ли можно было объяснить лишь воздействием омолаживающей терапии. Он был, как всегда, очень доволен произведенным впечатлением.
Тревейн сделал шаг вперед и слегка наклонился к уху Сандерса, чтобы тому был слышен его шепот:
– Ну вы даете! Как же удалось уговорить орионцев пропустить вас сквозь их пространство?! Впрочем, постойте! Я сам попробую догадаться! Наверное, ваши шпионы разнюхали что-то о сексуальных похождениях Леорнака и теперь он пляшет под вашу дудку!
– Обижаете, адмирал! Довожу до вашего сведения, что я никогда не опускался до банального шантажа. Я предпочитаю подкуп. Жадность можно использовать в большей степени, чем страх. Дело в том, – усмехнувшись, сообщил Сандерс, – что я привез ему ящик бурбона. Я вообще снабжаю его этим пойлом с самого начала военных действий. – Потом – впрочем, по-прежнему ухмыляясь – он заговорил уже более серьезным тоном:
– Сюда должен был отправиться один из членов кабинета министров, и я сделал все возможное, чтобы послали именно меня. Прежде всего я очень хотел снова повидаться с вами. И в знак уважения я привез вам ящик шотландского виски.
Тревейн просиял, но потом снова нахмурился:
– Сделайте мне такое одолжение, объясните, ради чего вы меня-то подкупаете!
– Всему свое время, – с простодушной улыбкой сказал Сандерс. – А сейчас не будем заставлять нас ждать…
