И все-таки Гирину казалось ужасно несправедливым, что Ивасика любят, а Железного Ника — нет. Дело в том, что Александр тайно, как ему представлялось, преклонялся перед Миусовым, подражая ему в манере ходить, закидывая планшет на плечо, одеваться, сдерживать свои чувства, облекать свои мысли в короткие и точные афористичные формулировки. А самое главное, в манере летать — пилотировать самолет смело, свободно и в то же время строго, так, что ни один проверяющий и инспектор не придерется. Гирин очень бы удивился, если бы узнал, что его преклонение перед Миусовым тайна полишинеля, известная всем и каждому, а это было именно так. Гирин ничего не знал об этом потому, что в этом тонком деле насмешливые острозубые авиаторы проявляли на первый взгляд непонятную, а на самом деле совершенно естественную деликатность: подражать Железному Нику, оставаясь самим собой — общительным, добрым парнем, было ох и ох как нелегко! Особенно в манере летать. Это был своеобразный маленький подвиг, вызывавший и осознанное и подсознательное уважение. Ну а уж вовсе дубовых индивидуумов пилотский коллектив умел вразумлять быстро, крепко и надолго.
Любопытно, что и Миусов с неброским, но приметным уважением относился к молодому летчику и даже опекал его, правда весьма своеобразно, очень по-миусовски, так, как позволяли ему его характер и принципы. Однажды Александр шел с аэродрома в город пешком, просто погода была хорошая и захотелось пройтись, благо когда надоест, всегда можно было сесть на рейсовый автобус. Стремительно мчавшаяся вишневая «Волга», жалобно взвизгнув тормозами, резко остановилась возле него, передняя дверца распахнулась, и холодноватый с гнусавинкой голос не то предложил, не то приказал: «Садитесь, лейтенант». Гирин поблагодарил и сел, машина птицей рванулась с места. Уже после того, как Гирин познакомился с Миусовым как с пилотом и командиром, он с нескрываемым удивлением узнал, что Железный Ник — шофер-лихач, впрочем, не имеющий за плечами не только аварий, но и официальных нарушений; орудовцы хорошо знали вишневую «Волгу» и относились к ее владельцу более чем снисходительно. Миусов держал все полковые рекорды по скорости ездки с аэродрома до центра города на «Яве», «Москвиче» и «Волге» — все эти средства транспорта, поочередно сменяя друг друга, побывали в его руках. Командир звена, опытный летчик с незадавшейся служебной карьерой, учившийся в авиашколе вместе с Миусовым, в ответ на недоверчивые и недоуменные вопросы Гирина усмехнулся: «Ник — человек сложный, в нем с налета-переворота не разберешься. На колесах он душу отводит». Этот короткий разговор совершенно новым и очень ярким светом обрисовал в глазах Александра несколько загадочную фигуру подполковника Миусова. Старый командир звена, вечный капитан, как его называли в полку, вскоре убыл в другую часть с повышением, а за него остался старший летчик — «врио». И у Гирина начались первые и довольно неожиданные служебные неприятности. Этот «врио» вроде был неплохим офицером, приличным летчиком, хотя летал он осторожно и, как это говорится, звезд с неба не хватал. Но Гирин неведомо как, по какому-то наитию, сразу разобрался, что этот свойский парень, любитель застолья и любовных интрижек, в глубине души алчный, беззастенчивый карьерист, только и ждущий случая, чтобы по плечам других взобраться наверх. И «врио» быстро сообразил, что Гирин его раскусил. Сообразил и начал методично и достаточно тонко, это у карьеристов по призванию от бога, «кушать» молодого и самолюбивого лейтенанта, ловко выискивая причины, а главным образом поводы для придирок. Гирин храбрился, но служба предстала перед ним в новом и прямо-таки мрачном свете.
Посадив Гирина в машину, Миусов довольно долго молчал. Молчал, разумеется, и Гирин. Уже при въезде в город, сбрасывая скорость, Миусов спросил:
— Как служба, лейтенант?
— Нормально, товарищ подполковник, — коротко ответил Александр.
У него и мысли не возникло пожаловаться или пооткровенничать, всю околополетную суету он совершенно искренне считал чепухой и дребеденью. Ответ лейтенанта Миусов воспринял как должное и после небольшой паузы спросил:
— Куда?
Гирин не сразу сообразил, что подполковник спрашивает, куда подвезти его, Александра, а когда сообразил, то смутился и поспешно ответил, что ему все равно и что он может выйти где угодно. Миусов смерил его взглядом и с расстановкой, с оттенком раздражения прогнусавил:
— Куда?
Гирин помялся и назвал адрес. Эффектно затормозив в указанном месте, Миусов дождался, пока Гирин выбрался из машины, и лишь тогда спросил:
— В партию собираетесь, лейтенант?
— В принципе собираюсь. Кандидатский срок скоро истекает.
Это самое «в принципе», которое можно было оценить очень по-разному, вырвалось у Гирина нечаянно, как реакция на бесконечные придирки хитроумного «врио». Миусов усмехнулся.
— Завтра после предварительной зайдете ко мне. Подготовьте данные. Я напишу рекомендацию.
И хлопнув дверцей, сорвал машину с места, не оставив Гирину возможности как-то обговорить это предложение-приказание.
Рекомендация Железного Ника, который по линии справедливости и честности пользовался в полку абсолютным авторитетом, сразу все расставила по своим местам. В партию Александра приняли единогласно, на этом памятном собрании выступил и волшебно преобразившийся «врио»: снисходительно, как бы мимоходом пожурив Гирина за некоторые недостатки, свойственные молодости, он сказал о нем немало красивых и добрых слов.
Вскоре «врио», совершенно неожиданно для многих, но, к слову говоря, не для Гирина, приказом командующего перевели в эскадрилью, базировавшуюся при штабе округа. А вакансию командира звена предложили Гирину! Разговор шел на уровне командования эскадрильи. Александр услышал о себе немало добрых слов: молодой, растущий, грамотный, хороший пилот, сдал на второй класс, хотя еще и не получил его, и тому подобное. Все это было правдой, но Гирин отказался наотрез — объективно он не был готов к амплуа командира, не хватало опыта, требовательности, организационного умения — и хорошо знал об этом. К тому же Гирин не без оснований полагал, что выдвижение на звено — это несколько запоздалый резонанс на партийную рекомендацию Миусова. Это соображение угнетало Александра и делало совершенно невозможным принятие лестного предложения.
Через несколько дней возле Гирина снова круто затормозила вишневая «Волга».
— Садитесь, лейтенант.
Гирин догадывался, что разговор пойдет о несостоявшемся выдвижении, о его излишне резком отказе, и заранее мысленно сжался — так неприятен и неловок был ему предстоящий разговор. И ошибся! Старый командир звена, вечный капитан, был прав — Железный Ник был человеком сложным.
