Крики вернули меня к действительности. Между палаток бесцельно сновали люди. Я видел растерянные лица, узнавал то того, то другого. Ну, конечно, все шло по плану Дургала.
Я выбрался из палатки, встал. Чувствовалась слабость в коленях, как после долгого сна.
Я улавливал десятки чужих запахов. Рядом с моим приютом рос огромный, величиной с римскую колесницу, куст, усеянный бесчисленным множеством темно-синих цветов. Из огромных чашечек струился нежный, приятный запах. Листья были такие же зеленые, как у испанской сирени, но больше, пышнее. Ветви покрывала растрескавшаяся коричневатая кора. Я знал этот кустарник. Откуда? На Земле таких не было. Цисталла, да, он называется цисталла. Я узнал его. Мне описал его Дургал. Та же форма цветков. Ничего подобного на Земле не растет.
— Руф, дружище, ты?
В голосе не было привычных командных ноток, но я все же узнал его: Марк Вер. Он выкарабкался из соседней палатки и испуганно смотрел на меня. Трибун был в парадных доспехах, на голове — шлем с султаном. Но на смущенном лице — страх и удивление.
— Руф, что со мной случилось? Что вообще произошло?
Во мне проснулся службист. Для начала я доложил, что случилось в Талтезе после его кончины. О роли Дургала я умолчал.
— Итак, это царство теней.
Я не возражал.
— Мне оно представлялось печальней и мрачней, — пробормотал он. — А что же дальше? Где судьи Минос и Радамант?
— Этого я не знаю, трибун.
Крики в палаточном лагере усилились. Мужчины, женщины и дети сновали вокруг суетливо и бестолково. Несмотря на все мои усилия, я не мог ничего придумать, что позволяло бы мне использовать то, что я знаю.
— Ну что же, посмотрим, — сказал Вер.
И тут мне пришла в голову одна идея.
— А не навести ли тебе, господин трибун, порядок? Судьи царства теней будут тебе благодарны. Кто знает, когда они появятся!
— А что я понимаю в царстве теней? Почти ничего.
— Конечно, положение запутанное, но ведь есть указания и на случай неясных ситуаций, господин трибун…
Совет упал на благодатную почву.
Он распрямился, казалось, и взгляд его прояснился.
— Благодарю за совет, Руф. Есть же устав. Легионеры, ко мне! Стройся! — вдруг рявкнул он.
Беспорядочно двигавшиеся люди оцепенели, как от удара грома. Вооруженные бросились к трибуну, с отработанным автоматизмом образуя сомкнутый строй.
— Оптим Тавр, провести расчет и доложить! Центурионы, ко мне! — Он поправил меч и подчеркнуто прямо прошагал на середину ряда палаток.
Я окинул взором тех, кого не коснулась команда трибуна, — жителей Талтезы, таких, как Сириак, жителей окрестных деревень, людей совсем мне незнакомых…
— Вы посмотрите на палатки! — как на гарнизонном плацу, метал громы и молнии Вер. — Кто их разбивал? Все вкривь и вкось! Аул Курион, тебе ли не знать, как их ставить! Проследи, чтобы палатки стояли как положено. Возьми под свою команду тех, кто тебе нужен. Можно подумать, что мы у варваров. Сразу же посмотри, где можно построить поселок для зимних квартир. Рядом с ручьем… Ну, да ты сам знаешь.
— Слушаюсь, трибун, — ответил седовласый легионер. — Позволь лишь об одном сказать.
— Ну?
— Прежде чем выйти из палатки, я осмотрел вещи. Тут есть нечто непонятное. Вот… Мои записки. Ну, их могли вложить мои родственники. Но ты посмотри, трибун!
Он развернул папирусный свиток. На нем — аккуратно начерченная карта. С первого взгляда можно было узнать: на ней — окружающий нас ландшафт, с помеченными источниками воды и залежами руд. Подобные карты бывали в библиотеке Цезаря. По таким картам разрабатывались походы римской армии в Германию и Британию…
Оставив легионеров, я пошел в свою палатку. Как-то Дургал расспрашивал меня о библиотеке Цезаря. Это, наверно, его идея. И когда Курион… Так и есть! Вот деревянный ящик: мои записи о болезнях, о методах лечения, об экстрактах, эликсирах… Описания растений, которых я никогда не видел! Способы применения трав, рисунки которых я видел впервые! Пожалуй, обо всем этом Дургал говорил… Это его подарок нам! Как Прометей дал людям огонь, Дургал дал нам знания об этом новом мире.
— Сабин… Все в порядке?
Я обернулся. Кассия проснулась и смотрела на меня огромными удивленными глазами.
— Да, все хорошо. — Я поцеловал ее. Пусть теперь все рушится, в моей жизни есть опора.
9На востоке небо окрасилось розовым светом, но до восхода солнца еще оставалось время. Легионеры кричали уже охрипшими голосами. Люди устали. Наступило самое опасное время. Но тукус не знает этого. Он убежал.
И семь лет спустя мои братья все еще не знают, что же произошло в действительности.
Было бы лучше, если бы я рассказал обо всем? Для кого? Чтобы воскресить забытое? Не надо. Думаю, хорошо, что мы забыли Рим, тот старый Рим. Забыли? По крайней мере прогнали в сны.
Создан новый Рим. Каменные дома, выстроившиеся за палисадниками, лучше, чем постройки Талтезы. На холме возвышается храм Юпитера Победоносного. Наши кузнецы нашли руду, куют оружие и инструменты. Близится к завершению строительство акведука.
Но дело движется так медленно. Не хватает людей! Наши разведчики не нашли соседей, ни для торговли, ни для покорения. Я знаю точно, почему Марк Вер подписал неслыханный приказ — щадить рабов. Кто тогда будет работать, если лентяев, как обычно, распинать на кресте?
Здесь не растут ни пшеница, ни ячмень, ни яблоки, но мы нашли другие растения, вкусные и питательные, пусть они и не похожи на фрукты и овощи Рима. В рукописи многое описано, да и крестьяне сами хорошо разбираются.
Но неизбывна тоска по родине. Я и не знал, что она так мучительна. Иногда мне кажется, что я должен был отклонить предложение Дургала. В Талтезе мы спокойно дожили бы до конца своих дней. А здесь у нас работа и еще раз работа.
Но в этом мире у нас появились Юлий и Атилия. Дургал каким-то образом победил нашу скрытую болезнь. Разве не должен я быть ему вечно благодарен? Я благодарен — и молчу.
Мы как изгнанники на чужом берегу. Судно, на котором мы прибыли, разбилось. Никто не знает обратной дороги. Некоторые даже не подозревают, что она есть. Если бы Дургал погасил мои воспоминания, сейчас мне было бы легче. Он должен был учесть это. Но я знаю все. Да, себе я могу сознаться, что солнце за горизонтом — это чужое солнце, а одна из бесчисленных звезд там, наверху, — родина. Но однажды преодоленный путь никогда уже не сделать непреодолимым. И я верю, что наши внуки и правнуки, правнуки наших правнуков вернутся однажды в наш великий, прекрасный, вечный Рим. Ибо Рим вечен, и безразлично, какое солнце светит над ним.
