Ольга Елисеева - Нежная королева

-- О, да. - с ненавистью протянул Дерлок. - Этим нищим милагрийским кондотьерам только свистни!

-- Думаю, что с другого конца к ним присоединится Беот. - продолжала Хельви. - Конечно, Дармар не восстановит отношений с Гильдебрантом и будет действовать сам по себе, но нам от этого не легче. Как только тут заварится каша, фаррадцы тоже не останутся в стороне.

-- Боже мой! - простонал д' Орсини. - И все на нас?

-- А чего ты хотел? - усмехнулась королева. - Послать папу, -передразнила она, -- это все равно что послать полмира, а перед второй половиной оказаться голым и безоружным. Поэтому я и говорила вам: подумайте.

-- Черт возьми! - взвыл Босуорт. - Но ведь Беот сумел показать папе на дверь. И ничего. Все живы. - он обернулся к Харвею. - Скажите, ваше высочество?

-- Нда-а, -- протянул Деми. - Живы, но беотийцы -- не гранарцы. Их ничего не интересует, кроме пива и денег. Но даже там, -- он поднял палец, -- Дагмару пришлось в крови утопить несколько восстаний сторонников папы.

-- От нашей мудрости и силы зависит очень многое. - сказала королева. - Мы должны быть готовы к войне. Но это не значит, что мы начнем войну. - по-детски хитрая улыбка зажглась у нее на губах. - Вы делайте свое дело, а я напишу папе. Будем тянуть время. Надо сохранить за собой Фомарион в качестве союзника.

Ее сподвижники молчали, прекрасно понимая, какой опасности подвергается сейчас Гранар и они сами.

-- Хорошо, -- королева встала, -- мы договорились о том, кто чем займется, и я больше не задерживаю вас. Подумайте все еще раз. - она обернулась к отцу Роберу и склонила перед ним голову. - Ваше высокопреподобие, готовы ли выслушать мою исповедь?

Епископ вздрогнул, около десяти лет Хельаи не удостаивала его этой чести. Грустная улыбка тронула губы старика.

-- Ваше Величество полагает, что после Совета, на котором вы отвергли мои увещевания, я для вас лучший исповедник?

-- Я слышала, ни один священник не в праве отказать даже самому последнему убийце в таинстве исповеди. - заявила она. - Мне надо поговорить с вами. Идемте в мою молельню.

Епископ Сальвский встал.

-- Жаль, что вы редко посещаете ее, мадам.

-- Вы ошибаетесь. - холодно бросила королева и полная сознания собственного достоинства выплыла из зала.

Отец Робер последовал за ней.

Д' Орсини подошел к консорту.

-- Опять неприятности. - со вздохом сказа он. - И опять воевать. Как вовремя! У меня вот-вот жена рожает.

-- У меня тоже. - напомнил ему Харвей.

Глава 7

Консорт покинул первый этаж дворца с его пышными залами и поднялся в жилые покои, где надеялся дождаться Хельви после исповеди. Их прерванный накануне Совета разговор беспокоил его. Значит она считает, что Деми отобрал у нее власть? Но ведь она сама... Тут в голову принцу пришла мысль, казалось, способная объяснить все. "Как хорошо она держалась на Совете. Как спокойно и разумно говорила. Не то что со мной!" Он не раз слышал, что женщины во время беременности иногда бывают не в себе. То им хочется чего-то непонятного, то едят несъедобные предметы, то бросаются на мужей, то подозревают окружающих в молчаливом домашнем заговоре против них, то боятся смерти.

Хельви, конечно, не пила клея и не глотала гвоздей, но последние три симптома были на лицо. Тот факт, что она выплеснула перед мужем обуревавшие ее нелепые тревоги, а потом, при посторонних людях, вела себя как вполне нормальный человек и сильный государь, неожиданно представился Деми не как намеренное оскорбление с ее стороны, а как величайшее доверие, проявившееся, правда, в весьма странной форме. Она не боялась при нем обнаружить слабость, глупость, испуг, закатить истерику. Она не хотела быть лучше, чем есть на самом деле.

Харвей толкнул рукой дверь и уже собирался войти в комнату, когда услышал приглушенные расстоянием голоса. "Ах, да. Ведь Хельви сказала, что они будут в молельне". На мгновение консорт заколебался. Честь требовала от него немедленно уйти, но, с другой стороны, принца так и подмывало услышать, что именно королева будет говорить отцу Роберу. Харвей почему-то был уверен, что речь пойдет о нем и о терзавших его жену сомнениях. Он дорого бы дал, чтоб понять, какие мысли ее мучают и почему? Деми на цыпочках приблизился к двери и замер.

Однако Хельви и ее исповедник говорили о столь высоких материях, что им было не до такого приземленного предмета, как семейная жизнь королевы.

-- Вы понимаете, что таким образом навсегда лишитесь благодати? серьезно и без малейшего пафоса спросил отец Робер. Порвав с папой, вы порвете тысячелетнюю цепь, передающую нам благословение Божие от первых апостолов. Некому станет рукополагать епископов, затем священников и даже диаконов. Стены рухнут. Никто не сможет даже снять сглаз с молока, в которое плюнула ведьма, помочь скоту, вокруг которого обежал деревенский колдун. Я уже не говорю о том, чтоб окрестить ребенка и подарить ему ангела-хранителя. Вы этого хотите?

В ответ послышался странный хлюпающий звук. Харвей не поверил своим ушам. Хельви плакала.

-- Ну не надо, не надо, девочка моя. - утешал ее отец Робер, так словно между ними не стояло десяти лет отчуждения. - Что делать? Все мы заложники. Подумай сама, разве мне, воину, соратнику твоего отца легко подчиняться этому святейшему бесу? Но он держит в кулаке благодать Божию. И она ни от кого не может прийти к нам, кроме как от него.

-- Но почему? Почему? - сокрушенно всхлипывала королева. - Почему именно он? Я слышала, что в Альбици стекается золото со всех краев земли, что святой престол утопает в роскоши в то время, как вся Милагрия полна нищих калек. Что папа погряз в разврате... - она помедлила, а потом решилась, -- что, помимо других любовниц, он живет с собственной побочной дочерью Лукрецией и даже с мальчиками-певчими. Что он сделал двух своих незаконных сыновей - подлецов и насильников - кардиналами. Разве справедливо, что в руках такого человека находится святая сила и он может запугивать нас ею?

Как видно, епископу тяжело было и слушать ее слова о Гильдебранте, и отвечать на них.

-- Личность носителя не имеет значения, дочь моя. - мягко сказал он. - Налей вино в чеканный золотой кубок или в деревянную кружку, разве вкус от этого изменится? Не все ли равно из чего пить, если твердо знать, что именно ты пьешь?

Хельви молчала.

-- Ты причащаешься у простых деревенских священников с толстым слоем земли под ногтями от работы в огороде. - продолжал старик. - По сравнению с тобой они невежды, часто не знают даже альбицийского, а все Писание заучивают наизусть. Но ты, королева, утонченная дама, все детство проведшая в библиотеке, встаешь пред ними на колени. Потому что ни их скудные познания, ни их грязные руки не имеют для тебя значения, по сравнению с вином и хлебом, которые они могут тебе дать. И которые ты больше не найдешь нигде.