Но я не был непоседой. Клан Кераззи, к которому я принадлежу, считается богатым. Вы знаете, что хаэленцы объединены в кланы. Моему клану принадлежали первоклассные районы рыболовства и морской охоты, а на суше приличный кусок земли, где водилась дичь, хотя, по меркам Бероннена, это не так уж и много. Но моя семья отнюдь не бедствовала. У отца имелся шлюп, которым он командовал, и ещё пай в трех других судах. Мы жили в достатке в большом доме на побережье, куда течением выбрасывало плавник. Нам не нужно было покупать уголь, и мы меняли добычу на другие вещи. Иаи-аи, хорошая была жизнь.
Хаэленцы женятся рано, где-то около двадцати четырех, только-только из отрочества. — Там так надо, потому что в этом климате много детей умирает рано, и нужно использовать весь репродуктивный возраст целиком. Кроме того, жениться нужно за пределами своего клана, и каждый озабочен установлением связей. В этом, наверное, и кроется смысл того закона о моногамии и теоретического запрета на внебрачные связи. Браки устраивают родители, но сверяются с желаниями молодых — если от партнера может зависеть жизнь, то лучше выбирать того, кому ты нравишься.
Ларрека замолк и только затягивался трубкой. Когда он снова заговорил, его взгляд был устремлен поверх голов в ночной лес.
— Мы с Арен были счастливы. Мы могли бы попросить наши семьи построить нам дом рядом с домом моих родителей, и я бы стал работать с отцом. Но мы желали независимости. Так что Кераззи выделили нам кусок Бухты Северного Ветра — скупой, словно ростовщик, и бесплодной, как его жена, но с нг-нг-нг — возможностями. Понимаете, рыбу ловить там было неплохо, а штормы часто загоняли в бухту и больших тварей, охота на которых стоила затраченного труда и риска. А на холмах за бухтой заложили оловянную шахту. Шахтеры переправляли добычу по берегу, но я сообразил, что, когда они станут добывать больше, морской транспорт окажется лучше, а любой входящий в бухту корабль станет нуждаться в лоцмане. В конце концов так оной вышло, и мы ещё открыли маленькую таверну. Арен умела готовить, моряки после долгих рейсов бывали очень довольны, а из меня вышел отличный бармен, не боюсь похвастать. И у нас было четверо выживших детей, три мальчика и девочка, отличные детки.
Так что у меня имелся повод приносить жертвы богам. Я уже видел много чужестранцев и знал, что наши боги не правят Вселенной. Я, честно говоря, сомневался, есть ли они на самом деле. Однако мы страдали меньше других, и я играл честно. Кроме того, полезно иметь респектабельность. Отчего же не чтить ритуалы?
Так все и шло, пока после двадцати девяти лет такой жизни мы не поехали на Дэйстед…
Ларрека прервал свой рассказ. Джилл потрепала его по гриве, и он улыбнулся ей… с благодарностью?
— Дэйстед, сэр? — переспросил солдат с Огненного моря.
— Место сбора, — пояснил Ларрека. — Вы про это не знаете? Дело в том, что большая часть Хаэлена зимой солнца не видит, а растения на шкуре вымрут, если надолго останутся в темноте. Солнце бывает на нескольких полуостровах, выходящих к северу за Полярный круг, там зимой все и собираются. Этими собраниями правит закон и обычай. Кланы строят и содержат дома, запасы еды и организуют все необходимое, в том числе стараются, чтобы никто не затенял другого и каждый получил свою порцию солнца.
Моя семья имела свое место в Дэйстеде. Мы всегда приезжали и возвращались на лодке, потому что по суше приходилось переходить горную гряду, где зимой обычно держалась удивительно подлая погода. А на этот раз непогода застала нас на море. Мы потеряли мачту, нахлебались воды и попали в водок ворот. До берега добрался я один. Я схватил дочку за гриву, но лианы оборвались… ладно. Я влез на льдину, дрейфовавшую к берегу, и прихромал в Дэйстед — в основном чтобы дать знать нашему народу.
Он снова затянулся и помолчал, глядя на угасающее пламя в трубке. Темнота сгустилась, и очень медленно, почти незаметно над деревьями поднялся, посеребрив верхушки деревьев, серп Урании — единственное, что оказалось холодным этой ночью, кроме воспоминаний о зиме в Хаэлене.
— Я это вам рассказал не для того, чтобы вы меня пожалели, а чтобы описать ситуацию. Вам следует знать ещё кое-что. Помните, у разных народов разные способы поминания усопших.
Что делают кланы? Они дают ему или ей компаньона, который не отходит ни днем ни ночью, пока страдающий не исцелится. Рядом с горюющим всегда кто-то есть, готовый протянуть руку, поговорить или сделать что-нибудь еще, что понадобится. Обычно таких компаньонов несколько. Для многих это хорошо. По крайней мере, так лучше, чем бродить одному по стране, где часто бывает до ужаса пусто. Кроме того, в обычаях Хаэлена помогать соседу без ограничения, а жадность и скупость оставлять для чужаков, потому что никогда не знаешь, что и когда понадобится тебе самому от соседа. Так что родичи хотели мне добра. Но на протяжении трех октад моя семья жила более или менее сама по себе. В доме все время были гости, но то были охотники, шахтеры, моряки, рыбаки, торговцы — друзья, но не близкие, если вы меня понимаете. Я привык находиться в основном с женой и детьми. Мы страшно не любили толпы в Дэйстеде и держались отдельно — насколько это никого не обижало. А тут я внезапно оказался лишен частной жизни. И… ну ладно, Джилл поймет. Мне было чертовски больно, но не следовало обращаться со мной как с тем, кто потерял семью после двух или трех гипероктад совместной жизни. А они именно так и поступали. Таков обычай. И кроме того, нужно было что-то делать, чем-то заняться в эти долгие черные полосы между появлениями солнца. И от меня ждали почитания богов! «После того, что они со мной сделали?» — отвечал я сородичам. Это шокировало мой клан сильнее, чем что-либо другое: середина зимы — такое время, когда у всех жизнь висит на волоске. А я вызвал богов спуститься вниз и сразиться, как подобает мужчинам. Много тут рассказывать нечего. Вы понимаете, как надо мной сгущались тучи, и в основном по моей вине.
«Но никто не предположил, что у него временное помешательство, и не стал ждать выздоровления, — подумала Джилл, — потому что иштарийцы не знают, что такое сумасшествие».
— В конце концов я ушел, — продолжал Ларрека. — К тому времени солнце поднялось уже достаточно высоко, чтобы прожить вне дома, хотя то была бы достаточно жалкая жизнь — собирать ракушки и морскую траву на берегу и есть тех мелких зверюшек, которых можно подшибить камнем. Однако мои плохой характер меня же и выручил. Вскоре Дэйстед посетил поздний буран, по-настоящему злой. Нескольким он принес смерть, а остальным, когда кончилось топливо, — многие беды. Сейчас-то большинство хаэленцев невеждами не назовешь. Большинство из них, в отличие от моих родственников, не увидели в моем вызове Согам святотатства, но некоторые ужаснулись. Я не виню их за приверженность к старым суевериям. Вы, северяне, не знаете, как влияют на душу времена года, холод, мгла и зори, которые зовутся «мертвый огонь».
