— чтобы по возможности сберечь своих носителей, не расходовать их понапрасну в бессмысленных стычках. Большинство, конечно, считает это бредом; но уже несколько дней все в лаборатории между собой называют нашего паразита пацификом.
16
Вечером Леонид позвонил Динке. Трубку она взяла после шестого гудка.
— Хочешь поговорить о Господе нашем и чудесном спасении избранных?
Леонид поморщился, как от зубной боли.
— Динка, ну не надо! Ты же знаешь, мне без тебя плохо. Просто хочу поговорить.
— О чём? О религии добра и света?
— Не надо, пожалуйста. Мне очень плохо. Во мне копится злость…
— А, так вот в чём дело! — перебила Динка. — Тогда вперёд, рецепт ты знаешь. И всё нужное у тебя под рукой — и Вера, и Надежда, и Любовь!
Леонид замолчал. Он ждал, что Динка сейчас отключится, но она оставалась на линии, продолжая дышать в микрофон. Леонид ухватился за этот шанс.
— Дин, почему ты со мной так?
— А как надо? Я же не знаю, до какой степени тебе промыли мозг в вашей секте.
— Это не секта. У нас скорее философское общество.
— Философское общество, где на встречах целуются взасос? Ты сам-то себя сейчас слышишь?
— Согласен, это не совсем обычно. Но почему сразу секта?
Динка фыркнула в трубку.
— Утиный тест. «Если что-то выглядит как утка, плавает как утка и крякает как утка, то это, вероятно, и есть утка».
— Понятно, — вздохнул Леонид. — Дин, мне сейчас правда очень хреново. Давай ты просто выслушаешь меня без этих твоих подколок.
Динка молчала, и он продолжил:
— Я был у Горева только один раз, больше к нему не ходил. Честное слово. Но мы иногда встречаемся. В парке, если тебя это интересует. Он говорит очень убедительно, и я ему верю. А потом ты говоришь убедительно, и я верю уже тебе. Но это же нелепо — так метаться. Получается игра в испорченный телефон.
— И что ты предлагаешь? — спросила Динка.
— Давай вместе сходим к Гореву. Выскажете всё друг другу в лицо, выслушаете друг друга…
— Что?! — перебила Динка. — Предлагаешь мне обменяться жидкостями с толпой сектантов?!
— Это же не обязательное условие, только по желанию.
— Так ты целовался там по собственному желанию?!
— Меня застали врасплох, я просто не был готов… — начал оправдываться Леонид. — Дин, ну ты же сама всё понимаешь.
— Ах да, забыла, я же у тебя умная!
— Да не злись ты. Пойми, это же шанс — высказать все аргументы, выслушать все возражения, ответить на них. За один раз закрыть все вопросы, все недосказанности. Разобраться, наконец, с этой нелепой ситуацией, в которой мы подвешены. А целоваться к нам никто не полезет, это я тебе обещаю.
— Я подумаю, — сказала Динка и нажала отбой.
Через два дня они встретились в парке Политеха. Горев жил рядом — в Профессорском доме, в двух шагах от центральной аллеи. Войдя в подъезд, они удивлённо переглянулись. Кто-то пел под гитару — с надрывом и лёгкой хрипотцой. Слов было не разобрать, но с каждым лестничным пролётом они звучали всё отчётливей.
— Шестидесятники! — насмешливо фыркнула Динка; но когда Леонид потянулся к звонку, придержала его руку:
— Подожди, давай дослушаем.
На площадке слова песни были слышны уже совершенно отчётливо:
В мире мужском, где просчитано всё заранее,
где по регистрам и полочкам всё разложено,
хрупкая девочка бродит зверьком подраненным,
время для вписки такое — злое и сложное,
где её дух — на трассе ли на обочине,
это не повод для жалости или гордости,
и даже не важно чем она озабочена,
ведь время уже смывает прошлые горести.
Но если угадан ритм и слова подобраны
они обретают силу магии — или случая,
слова сплетают новый узор — по-доброму,
она их прочтёт — и всё у неё получится.
Она познает любовь — такую высокую,
она развяжет судьбу — такую нескладную,
слова её прорастут травою-осокою,
прольются дождём, обожгут осенней прохладою.
Гитара умолкла, и Леонид нажал на кнопку звонка. Горев встретил гостей, провёл их в гостиную, усадил на диван. И снова прочитал свою лекцию — о ветвящихся вселенных и проблеме выбора. На этот раз в варианте для гуманитариев, без дифракционных решёток. Динка слушала не перебивая. Когда Горев закончил, она сказала:
— Всё это уже было, и не раз. Называется «непротивление злу насилием». Но никогда ни к чему хорошему такое непротивление не приводило.
— Мы не призываем к непротивлению, — возразил Горев, — мы призываем к правильным выборам. А если правильные выборы обычно оказываются добрыми, так этому только радоваться надо. Значит, мы живём в не таком уж плохом мире.
Он прервался, чтобы глотнуть кофе, потом продолжил:
— Все возможные, в том числе и самые неудачные выборы мы всё равно сделаем — в параллельных вселенных. И там наши «я» сполна пожнут все плоды этих жутких выборов. Но это будут уже «мы-там». А «мы-здесь» постараемся сделать всё правильно. И чем лучше мы обустроим наш мир, тем больше будет удачных выборов в ближайших к нам вселенных.
— Вы же говорили о бесконечности миров, — сказала Динка, — а для бесконечности ваше «больше» не имеет смысла.
— Согласен, неудачно выразился, — кивнул Горев. — Речь тут не о числе, а о частоте. Хотя и это тоже не совсем корректно.
— Не убедили, — подвела итог Динка.
Она встала и посмотрела на Леонида.
— Пойдём, нам тут больше делать нечего.
Леонид виновато посмотрел на Горева, молча развёл руками и двинулся вслед за подругой. Но секс в этот вечер у него был, и даже трижды.
А через неделю они с Динкой уже вместе делали утреннюю зарядку.
17
Рабочий день Борис решил начать с интернета. Вчерашний разговор с Костей ничего не прояснил, пришлось обратиться к голосовому помощнику. Алгоритм тут же выдал бесконечный ряд ссылок. Внимание Бориса привлёк заголовок статьи о языковой мокрице — он как раз думал о влиянии паразитов на теории, религии и прочие языковые конструкты. Оказалось, что мокрица действительно влияет на язык, но только совсем иначе. Пройдя через жабры пятнистого розового луциана, она впивается в основание его языка и высасывает из него кровь. После того, как язык жертвы атрофируется, мокрица прикрепляется к мышцам культи языка и начинает выполнять его функции. Луциан использует паразита как собственный язык, не замечая разницы. Мокрица перестаёт пить кровь, питается слизью рыбы и продолжает жизнь в счастливом симбиозе.
Борис раздражённо захлопнул крышку ноутбука. Статья была не по теме, излишняя информация. Но она оставила неприятное впечатление; сама идея о замещении языка вызывала тревожные ассоциации. В таком состоянии и нашёл
