Жаров вопросительно посмотрел на друга.
— И тебя тоже, — буркнул Пилипенко. — Я хочу проверить одну версию, связанную с этим кострищем и с тапочкой. Не хочу выглядеть идиотом, если она провалится.
— Ну, уж меня ты можешь не стесняться, — сказал Жаров. — За эту жизнь ты много раз выступал в роли знаменитого героя Достоевского.
— Спасибо. Мысль-то простая. Она объясняет само происхождение людей-кукол. Допустим, у Власова есть ребенок. Какой-нибудь даун. Именно для него он и построил это убежище. И именно для него, для его развлечения, нанял акте-ров-кукол. Провести кастинг на человека, похожего на Санту и даже кота — несложно. Масса людей в мире напоминает котов.
Жаров рассмеялся:
— Действительно, версия! Ее идиотизм заключается в том, что нет никакой причины скрывать дауна от людей и строить для него тайное убежище.
— Вообще-то да, — подумав, сказал Пилипенко. — Но я все же оставлю в силе запрос больницам. Ведь ясно, что эту мебель вывезли из тайных комнат. И в комнатах кто-то жил. Куда он мог подеваться? Плюс совершенно ясно, что у этого человека плоскостопие. Такой симптом как раз и распространен среди даунов.
— Но не слишком ли большая тапочка для ребенка? — съязвил Жаров.
— Но он мог вырасти! Дом был построен пять лет назад… — Пилипенко вдруг щелкнул пальцами. — Это объясняет, почему Буратино — более совершенная модель, нежели снеговик. Это объясняет также наличие двух хвостов у кота, да и сами убийства частично.
— При чем тут хвосты?
— Допустим, ребенок рос. Своим убогим сознанием он наконец начал догадываться, что сказочные герои, которые его развлекают, ненастоящие. Допустим, в прошлом году он оторвал хвост у Кота, а тот пришил себе новый. В порядке бреда можно предположить?
— В таком порядке — да.
— И вот теперь этот ребенок предъявил коту его хвост, тыкал ему хвостом в морду, мол, ты ненастоящий, потому что хвост у тебя фальшивый. В конце концов этот ребенок разломал Буратино, убил Санту и Кота… Тьфу, чушь ка-кая-то.
— И вправду чушь, — с некоторым злорадством подтвердил Жаров, которому порой нравилось уличать своего друга в неловкости мысли. — Ведь горничная, в чьих показаниях теперь не приходится сомневаться, готовила лишь на двоих, не считая себя. А ты представляешь, сколько и какой еды мог потреблять этот огромный даун?
Пилипенко с удивлением глянул на Жарова:
— А я думал, что ты уже догадался, откуда бралась для него пища, и даже какая именно она была.
— Почему я должен был догадаться?
— Потому что мы с тобой владеем одной и той же информацией.
Жаров так и не понял, что имел в виду его друг, сколько ни ломал голову над этим вопросом.
15В первом же номере своей газеты он напечатал эффектный материал. По требованию следователя события новогодней ночи подавались в самом мягком варианте: выдвигалось предположение, что убитые — это просто загримированные актеры в костюмах. О том, что жертвы, возможно, были не совсем людьми, не говорилось ни слова.
Дни шли за днями, была уже середина января, неожиданно Ялту завалило снегом, что снова зажгло погасшее было новогоднее настроение…
Как-то под вечер в редакцию заявился высокий худой старик. Жаров уже выключил компьютер, собирал бумаги, утрясая на столешнице распечатку нескольких материалов для очередного номера, чтобы последний раз, дома перед сном, просмотреть тексты на бумаге — так всегда выявляются опечатки, которые почему-то не замечаешь на мониторе.
Гость держал в руке большой старомодный портфель. Жаров поморщился: неужто принес роман-эпопею?
Однако внутри оказалась тонкая бумажная папка, а в папке — три листа, исписанных крупным старческим почерком.
Гостя звали Петр Степанович («Можно просто — Степаныч!»). Он написал первую в своей жизни статью, будучи уверенным, что стал свидетелем каких-то необычных событий.
— Я прочитал ваш «Новогодний кошмар», — начал Степаныч, — и вот что думаю. Это ж так часто бывает, в детективах. Расследуют два, казалось бы, несвязанных преступления, а в конце получается, что это звенья одной цепи. Вот и со мной такое вышло…
Жаров выслушал Степаныча, изображая на лице внимательную улыбку. Меньше всего он ожидал, что старик мог принести какие-то сведения по делу.
Пенсионер сдавал свою жилплощадь курортникам, чем и жил. Курортников в межсезонье не было, но на воротах его двора все равно висела табличка с крупной рекламной надписью, обещающей место для стоянки машин. Поскольку ворота выходили прямо на трассу, у него часто останавливались то дальнобойщики, то просто желающие сэкономить на жилье, так как старик, согласно своему географическому положению, брал недорого. Прямо за его забором была удобная площадка в кедровой роще, где могла разместиться даже фруктовая фура.
Две недели назад у Степаныча заквартировали странные жильцы. Они приехали на «Соболе», очень нервничали, сутки вообще не выходили из халупы.
— Пьянствовали, что ли? — спросил Жаров.
— В том-то и дело, что нет! Просто спали как убитые. Две женщины и мужчина. Но комнату взяли одну.
— Что ж тут странного-то? — спросил Жаров.
— А вот что. В среду вечером мужчина куда-то уехал на «Соболе», а вернулся на такси. А вчера пригнал «Соболь». И вот в чем штука-то! Машина сначала была серебристой, а стала зеленой.
— Как это?
— А вы не понимаете? — с возмущением произнес Степаныч. — Он где-то ее перекрасил. Вот и спрашивается — зачем? Нет ли здесь какого-нибудь криминала? По всему видно, что все трое чего-то боятся. Я все там написал подробно: как всегда занавески были задернуты, и что не выходили они, даже когда мужчина с базара одежду принес…
— Зачем?
— Так я разве не сказал? Это ж самое главное! Вы в своем «Новогоднем кошмаре» пишете, что была найдена бесхозная одежда. Амой туристы в трусах приехали. И мужчина, и дамы…
Жаров непроизвольно стукнул кулаком по столу.
— Какого числа это было?
— Первого января, в самую новогоднюю ночь.
Жаров разволновался не на шутку.
— Да, и вот еще что! — воскликнул Степаныч. — На крыше гаража вы обнаружили маскарадные костюмы — два женских, один мужской. И главное, что мужской костюм был — Железного дровосека, что из сказки известного русского писателя Волкова.
— И что? — спросил Жаров.
— А вот что. Тот мужчина, который приехал, — точно Железный дровосек.
— Как? Он что… На самом деле железный?
Жаров был готов уже во что угодно поверить, но Степаныч уставился на него, как на полоумного.
