Начиная с этого понедельника Лори превратилась для него в очаровательное наваждение. Гин понимал, что это похоже на юношеское увлечение, но не мог постоянно не думать о ней. Он ничего не мог с собой поделать. Он писал ее имя в блокноте и даже пытался набросать ее портрет. И, что было еще хуже, ее слова крепко засели в его мозгу: "Вы один из самых привлекательных мужчин, каких я когда-либо встречала. Вы даже не догадываетесь, как вы мне нравитесь".
- Эй, - сказала Мэгги, ставя перед, ним стаканчик кофе, - ты не болен?
- Болен? - переспросил Гин.
- Ты болен Лори Сэмпл. Твоя болезнь известна современной медицине как неистовая щенячья влюбленность. Вот так.
От неожиданности Гин обжегся горячим кофе.
- Я категорически это отрицаю, - сказал он, - кроме того, разве можно в тридцать два года страдать от щенячьей влюбленности?
- Не спрашивай об этом у меня, - сказала она, пожимая плечами, спроси лучше у того, кто написал имя Лори Сэмпл двадцать четыре раза в твоем лучшем блокноте.
- А ты думала, я буду писать ее имя на дрянной, дешевой бумаге?
Мэгги нагнулась над его столом.
- Продолжай в том же духе, - сказала она тихо, - я уже давно тебя таким не видела.
Гин осторожно отпил кофе.
- Я не могу выбросить ее из головы. Она говорит, что я ей нравлюсь и в то же время она не может со мной встречаться. Это меня бесит, я должен во всем разобраться.
- Ну и что ты собираешься делать? - спросила Мэгги.
Гин помолчал, отпивая кофе быстрыми обжигающими глотками и решая, рассказать ли ей о своих намерениях. Наконец решил, что доверится ей. Мэгги всегда поддерживала его и умела логически и уравновешенно рассуждать.
- Я разработай план, - начал он медленно, - хочу пробраться в усадьбу Сэмплов.
- Что это за план?
- Мэгги, - сказал он, убеждая не только ее, но и самого себя, - это единственный выход. Я должен узнать, в чем причина ее упрямства. Возможно, дело в ее матери. Наверное, старая карга держит ее взаперти и никому не позволяет видеться с ней.
- Гин, ты в своем уме? А вдруг тебя поймают?
Он замотал головой:
- Маловероятно. Я все продумал. Я проникну туда, немного порыскаю и выберусь оттуда без проблем.
- Но там собаки, большие собаки, ты же сам говорил.
- Даже самая большая собака не устоит перед газом. Я собираюсь взять несколько баллончиков. Почтальоны иногда пользуются такими баллончиками, чтобы ненадолго оглушить сторожевого пса и подобрать оставленное письмо.
- А ты подумал об этом шофере Матье?
- Он никогда не узнает, что я там был. На случай, если он меня обнаружит, я захвачу пистолет тридцать восьмого калибра. Я им, конечно, не воспользуюсь, но мне бы хотелось иметь при себе что-то для самозащиты, он все-таки мастер по кравмаге.
Мэгги долго молчала, покусывая губы.
- Я могу уговорить тебя не делать этого? - спросила она наконец.
- Не думаю. Я уже принял решение.
- Ты подумал, что это может разрушить твою карьеру?
Он потянулся за сигаретой.
- Этого не случится, даже если меня поймают на месте. Я скажу, что тайком пришел к ней в гости и по ошибке был принят за вора. Господи, Мэгги, я не собираюсь совершать кражу со взломом. Я хочу всего лишь быстро осмотреть местность и, если удастся, заглянуть в окна.
- Пришел в гости? Ночью? С заряженным пистолетом?
- Мэгги, не сгущай краски. Я только перелезу через стену. Усадьба огромная, меня никто не заметит.
Она еще немного подумала, потом встала.
- Сейчас у тебя, я вижу, мозги набекрень, - сказала она с жалостью.
- А что тебе кажется странным? Неужели нельзя хоть раз в жизни потерять голову от страсти?
- Может, ты и прав, - ответила Мэгги, - но важно, на кого направлена эта страсть.
В четверг, в одиннадцать вечера, Гин подъехал к особняку Сэмплов. Он взял напрокат темно-синий "матадор". Он был одет в черный спортивный свитер, черные вельветовые брюки, на глаза была надвинута темно-серая кепка. В маленькой матерчатой сумке лежали газовые баллончики и моток веревки, длинноствольный револьвер тридцать восьмого калибра торчал из кармана брюк. Гин выключил мотор и несколько минут сидел в машине, прислушиваясь к ночным шорохам.
На этот раз он проехал мимо главных ворот по дороге, которая шла вдоль высокой кирпичной стены. Он подумал, что отсюда ближе к дому. Машину Гин припарковал на противоположной стороне дороги, в тени развесистых деревьев, оставив в ней ключи зажигания на случай, если придется спешно ретироваться.
Ночь была прохладной. Гин вышел из машины и тихо закрыл за собой дверцу. Через некоторое время его глаза привыкли к темноте. Он снова прислушался, сдерживая дыхание, но кругом было тихо.
Быстро и бесшумно Гин пересек узкую дорогу и остановился. Вокруг не раздавалось ни звука. Он размотал нейлоновую веревку и отступил назад, прикидывая, какой высоты может быть старая, поросшая мхом стена. На конце веревки был алюминиевый крюк, который Гин собирался забросить на стену и зацепить за железные шипы. Он сделал четыре попытки. Первый раз он не добросил крюк, следующие два раза крюк перелетал через стену, но никак не цеплялся за шипы. Наконец Гин прочно закрепил конец веревки и начал взбираться, задыхаясь и моля Бога, чтобы ржавый наконечник выдержал вес его тела. Через три минуты Гин был наверху. Он уселся верхом на ворота, смотал веревку и отдышался. За деревьями он увидел мерцающие огоньки окон, но стояла тишина, и не было никаких признаков рыскающих сторожевых псов. Только в отдалении раздался гудок товарного поезда да реактивный самолет пронесся в вышине. Когда веревка была смотана, Гин вновь зацепил крюк и перебросил веревку вниз, на внутреннюю сторону стены. Затем он осторожно соскочил на землю и замер, настороженно прислушиваясь.
Гин взглянул на часы: было четверть двенадцатого, потом поправил револьвер и начал осторожно пробираться сквозь высокую траву, все время останавливаясь и прислушиваясь. Он постарался запомнить место, где висела веревка, чтобы, если понадобится, быстро перелезть обратно.
Ему потребовалось десять минут, чтобы пробраться через низкорослый кустарник, который простирался до самого дома. Ничто не напоминало о собаках, и он понадеялся, что они не спущены с цепи. Если он будет осторожен, то, возможно, не разбудит их. Гин медленно продирался через спутанную сеть кустов, пока не добрался до лужайки перед домом.
Дом был больше, чем он предполагал, мрачный и угрюмый, с торчащими дымоходами; голые стебли ползучих растений окутывали стены. В юго-западной части дома была веранда с темными пустыми окнами. Чуть дальше, в южной части дома, возвышался портик с колоннами, он, так же как и стены, был увит вьющимися стеблями и казался таким же необжитым и пришедшим в упадок, как и весь дом. Только одно окно светилось в нише на западной стороне, но шторы были так плотно задвинуты, что невозможно было заглянуть внутрь. Гин обошел дом с южной стороны и дошел до гравиевой дорожки, которая вела к центральным воротам. Он все время останавливался и прислушивался, но усадьба, казалось, покоилась во мраке и тишине. Только раз послышался слабый треск, он замер - но это просто птица зашуршала в дубовых ветвях. На этой стороне дома все окна были темными, поэтому он вернулся на западную сторону, к веранде. Густые вьющиеся заросли поднимались к самому окну веранды. Гин подумал, что если он поднимется по стеблям, то сможет встать на узкий желоб, который спускался с крыши веранды и шел под окнами, и попытаться заглянуть внутрь - в щель между шторами. Он сможет гордиться собой, если ему удастся увидеть Лори.
