— Нехожена дорожка посыпана горошком?
— Звезды на небе!
— Угадал. Теперь твой черед.
— Зелена, а не луг, бела, а не снег?
— Чего-о? А, береза!
— Угадал. Теперь ты.
— Молодой был — молодцем глядел, под старость устал — меркнуть стал, новый народился — опять развеселился?
Молчит соседний лес. Не шелохнется ветка, не шумнет травинка, словно тоже разгадку ищут. Наконец несется неохотное:
— Не ведаю!..
— Месяц это!
Лешенька малость оживлялся, когда сосед промашку давал. Загадки сыпались из него, как горох из мешка:
— Два раза родится, один умирает — что такое?
Опять тишина, опять угрюмый вой:
— Не ведаю-у-у!
— Эх ты! Птица это. Первый раз родится — яйцо, второй — птенец. Слушай еще: что без умолку?
Словно волки завывают:
— Не ведаю-у!.. У-у, чертова сила! Твоя взяла!
Довольно хлопает Лешенька в мохнатые ладоши:
— Река это!
Играли до трех раз. И вот вслед за последним проигрышем шел из соседнего леса сильный-пресильный ветер: неслась по зеленым веткам рыже-серая пушистая метель. Это перелетала к новому хозяину проигранная беличья стая. Чудилось, осень настала посреди лета, когда рассаживались белки над Лешенькой, с надеждой сверкая бусинками глаз: не приведется ли обратно?..
А что, и приводилось, если приятель Егора проигрывал. Надоедало белок гонять — играли на зайцев, лисиц, сорок. Катились из леса в лес десятки сердитых клубков — выигранных ежей…
А сквозь ветви прорывалось:
— За лесом жеребята ржут, а домой не идут?
— Волки-и!..
Слушал, слушал Егор переклички леших и как-то раз почуял, что, коль еще поживет здесь, шерстью или мохом порастет и тоже начнет орать во весь голос загадки, которых запомнил изрядно. Но что делать, как быть, куда податься? Ломал, ломал Егор голову, и вновь пришла ему на память Ульяна, живущая у истока Обимура… Только дорогу к ней спросить у Лешего отчего-то было боязно. Но однажды Егор сообразил: а зачем спрашивать?! Известно ведь: у истока она живет. Ступай против течения Обимура — и отыщешь!
Наутро, едва забрезжило меж сосен, он выбрался из-под выворотня, где прикорнул рядом с Лешим, и, таясь, шагнул было туда, где тихо дышал туманный Обимур, как вдруг…
Слабый предрассветный луч, коснувшись его лица, сделался ярок и жгуч. Ослепительная синева заволокла поляну. И голос… голос на неземном наречии, которое, однако же, сразу узнал Егор, коснулся его слуха:
— Привет тебе, Изгнанник!
Егор молчал, боясь поднять глаза. Он разом все вспомнил, и эта память обессилила его. Радость? Нет, ярость: почему, ну почему к нему не приходили столько времени! Он невольно издал короткое рычание, и луч сгустился:
— Советую тебе быть почтительнее с Куратором!
— Привет тебе, Куратор, — ответил Егор, унимая дрожь голоса.
— Ну, так-то лучше! — послышался добродушный смешок. — В отличие от наших соплеменников, в особенности — от глубокоуважаемого К.Б.О.С. Труги, я жалею тебя, Изгнанник. Пятьсот лет… это, конечно, чересчур. Жестокий приговор! Ведь ты не покушался на жизнь делаварца, ты не выступал против правительства, не нарушал супружеского долга, ты всего лишь…
— Я помню о своем преступлении, — перебил Изгнанник. — Но, ей-богу, как здесь принято выражаться, что за варварское место вы для меня избрали! Какая косность: в первом же межпланетном корабле, вошедшем в зону видимости, воображать врага! Меня просто-напросто сбили с курса, обстреляли!
— Эти земные штучки!.. А вот К.Б.О.С. во всем винит меня. Ты угодил в растревоженные их ракетами провалы во времени и пространстве, я попытался это втолковать в Управлении, но ведь Труга только себя слышит, — ворчал Куратор.
— Эх, — вздохнул Изгнанник, — но ведь теперь мне придется пережить с этой землей огромный период дикого, смутного времени… Дата 7 июля 1988 года будет для меня как свет далекой звезды: ведь в этот день я стану свободен, минет пятьсот лет моей ссылки!
— Где? — спросил Куратор.
— Что где?
— Где минет пятьсот лет?
— На Делаварии, где еще?
— Погоди, — засуетился Куратор. — Пятьсот… по-нашему, по-земному… учесть провал во времени… плюс-минус… Подожди, я запутался. Да еще этот № 2… За пятьсот лет произойдет такое множество событий, сеансов связи… Проклятая работа. Все уйдут, только управленцы… Кураторы, Изгнанники, все эти К.Б.О.С… Превращения, так… Я должен справиться с графиком!
— Справляйся с чем хочешь, но раньше ответь, какими правами я тут обладаю?
— Охотно! — Голос Куратора стал важным. — Право первое: связь со мной. Правда, у тебя нет возможности вызвать меня — на связь выхожу я сам, всегда днем. Постараюсь быть повнимательнее к тебе, но за телом своим следи уж ты сам. Оно постареет вдвое, в таком состоянии и будешь отбывать срок. Тело крепкое, но береги от внешних факторов. Способно под их воздействием деформироваться, может вообще разрушиться. Погибнуть на Земле — что может быть нелепее! Мы, конечно, этого не должны допустить, но… Старайся держаться этой местности: твой организм сбалансирован для такой климатической и природной зоны.
Второе право. Предвидение! Правда, в отличие от делаварцев, пользы для себя ты извлекать не сможешь. Ссылка, пойми!
— Тогда зачем оставили этот дар? — пожал плечами Изгнанник. — Я и дома не умел обращаться с предвидениями, потому и попал сюда… И вообще, это напоминает мне участь Михайлы: не делать добра, если оно причинит кому-то зло. Может, и удалось бы ему жизнь свою спасти, но не в силах оказался запрет преступить.
— Да это так, — шепнул Куратор задумчиво.
— Ты знаешь, кто его сгубил?! — вскинулся Изгнанник.
— Тише! — задрожал луч. — Я не имею права вмешиваться в земные дела. Труга, знаешь, не дремлет! Однако быстро же ты адаптировался! Твой способ проникновения на место ссылки оказался весьма эффективен, в отличие от… ну ладно. Сознаюсь, мы недоучли уровень эмоциональности аборигенов. Он куда выше, чем у делаварцев. Сколько приобретаешь в развитии, столько, видимо, и теряешь, — вздохнул Куратор, и на поляне зашуршала трава. — Согласись, Изгнанник! Если бы ты на Земле совершил свое преступление, уничтожил гигантскую плантацию лекарственных растений, дарующих здоровье населению целой планеты, а на этом месте в одну ночь воздвиг бы новое предприятие по производству шестинол-фола-вадмиевой кислоты, причем неизвестно еще, будут ли из нее получаться новомодные синтез-строительные материалы, ткани и бумага, или это, говоря по-земному, ерунда, — так вот, земляне бы тебя за такую проделку не то что изгнали на пятьсот лет с родной планеты, но лишили бы самой жизни! Потому и обречен ты, Изгнанник, все свое земное существование иметь дело с лекарственными травами. Конечно, они отличны от делаварских, но, полагаю, информация во время первого периода адаптации тебе дана немалая. Далее. Здесь тебе не выжить среди таких, как твой новый друг, или одному. Ты обречен быть среди людей — к ним иди. Будь осторожен… но знай: в случае крайней опасности на помощь приду я или твой товарищ по несчастью.
