Ознакомительная версия.
– Когда?
– Не помню.
Следователь записал ответы и, закрыв глаза, откинулся на спинку стула. Было такое впечатление, что он думает о чем-то другом, не связанном с показаниями Линькова. Затем он потер виски и снова приступил к допросу:
– Скажите, Линьков, у вас дома есть телефон?
– Есть.
– А у Папавы?
– Не знаю, я же сказал, что видел его всего один раз.
– Но у вас есть общие знакомые, у которых вы могли это узнать?
– Да.
– Почему же вы этого не сделали? Могли бы позвонить и узнать что с ним.
– Не мог я этого сделать.
– Почему?
– Ну, не мог! – вскипел Линьков. – Вы мне и так уже всю душу разворотили! Когда вы меня перестанете мучить?!
– Вы на допросе! – прикрикнул следователь. – Потрудитесь взять себя в руки. Здесь никакие истерики вам не помогут.
Он вытащил из пачки сигарету и, зажав в правой руке коробок, этой же рукой зажег спичку.
Некоторое время оба они молчали.
– Так… – Следователь потушил сигарету и поднял глаза на Линьвова. – Вы боксом когда-нибудь занимались?
– Занимался, еще в школе.
– Сколько времени?
– Год.
– Почему бросили?
– Не нравилось.
– Но все же умеете и ударить, и укрыться от удара?
– Умею.
– Почему же вы этим не воспользовались?
– Очевидно, я не боец, – вздохнул Линьков.
– А Папава боец?
– Выходит так.
– Он вам говорил, что у него есть нож?
– Нет, да и не может этого быть.
– Почему же? У грузин с детства любовь к холодному оружию. Национальная традиция.
– Нет, Папава не такой. Это музыкант, мечтатель.
– Одно другому не мешает. Кстати, второй хулиган задержан. Он упорно отрицает, что нож принадлежал ему.
Свидетель открыл ящик И выложил на стол самодельный нож с аляповатой рукояткой из плексигласа.
– Так в чьей, руке был этот нож?
От этого, поставленного в упор вопроса Линькова передернуло.
– Во всяком случае, не у Папавы. В конце концов, есть же, наверное, отпечатки пальцев.
– Отпечатки! – усмехнулся следователь. – Разве вы не знаете, что Папава вытащил нож раны, разорвал на себе рубашку, и только потом явился в милицию. Какие уж тут отпечатки! Хотя, знать об этом вы не можете, потому что в это время уже дома пили водку.
Линьков обхватил голову руками и застонал, как от нестерпимого приступа боли.
– Ладно! – сказал следователь. – Следствие, в общем, закончено. Теперь уже будете давать показания в суде. Вот, прочтите и распишитесь. Если хотите что-нибудь добавить, можете это сделать.
Линьков машинально взял протянутый лист. На мгновенье он представил себе свою роль в суде, презрительное внимание судей к его показаниям, холодную отчужденность публики, Олины глаза, и понял, что этой пытки ему не перенести.
– Я давал неверные показания, – сказал он хриплым голосом. – Все было не так. Я не прятался в кустах. Когда тот, второй замахнулся на Папаву ножом, я вырвал нож и ударил его, ну а потом…
Он сам содрогнулся от нелепости этого самооговора и связанных с ним чудовищных последствий, но страх как-то внезапно прошел под неожиданно потеплевшим взглядом следователя.
Первый раз за все время тот протянул Линькову сигареты. Затем подался вперед, положил беспалую ладонь на его руку и, улыбнувшись, сказал:
– Не врите, Линьков, я знаю, вы не такой человек, чтобы это сделать.
Теперь все хотят жить в отдельных квартирах, это просто какое-то помешательство. А я думаю, что это неправильно. Если каждый забьется в свою нору, как барсук, то жить будет очень тяжело, потому что это только в капиталистическом мире человек человеку волк, а у нас должно быть наоборот, и люди должны жить в коммунальных квартирах.
Я все это поняла уже тогда, когда мы переехали в отдельную квартиру, и поняла из-за мелочи, из-за ключика.
Утром у нас внизу, в магазине давали полосатые чулки: синие в оранжевую полоску. Мне такие чулки страшно давно хотелось иметь, и я пошла в очередь. Правда, мне достались на два номера больше, чем нужно, но все равно я была очень счастлива, что у меня теперь есть такие модные чулки, и побежала скорее звонить Владику.
Я очень торопилась, потому что мне не только хотелось позвонить Владику, но и… ну, в общем, вы понимаете.
Я еле добежала до двери, сунула руку в сумочку, чтобы вынуть ключ, а его нет на месте. Я шарю в сумочке, а сама думаю, что же будет, если я его не найду. Знаете, такой совсем маленький ключик, раньше они назывались французскими, но это было еще тогда, когда булки тоже назывались французскими, а сейчас эти булки называются «городскими» и ключи тоже, наверное, иначе называются, может быть «любительскими» или «особыми», а может быть даже «столичными», Владик говорит, что это очень хорошее название.
Так вот, шарю я в сумочке, а ключа нет, наверное, потеряла в магазине когда платила за чулки. Стою я на площадке и думаю, что же будет. Конечно, я сама работаю в прачечной и Антонина Николаевна всегда разрешает нам если нужно что-нибудь простирнуть, но страшно неудобно будет перед девчонками, а потом еще придется брать такси, чтобы туда доехать, и шофер может догадаться отчего я, вдруг, взяла такси и тогда я умру от стыда.
«Нет, – думаю, – лучше я спущусь в магазин и поищу на полу ключик», – но только я это подумала, как почувствовала, что я просто на это неспособна, потому что до магазина нужно бежать минут пять и столько же обратно, а это очень долго, если что-нибудь нужно. Это когда ничего не нужно, то можно бегать в магазин и обратно, а когда что-нибудь нужно, то все расстояния кажутся такими огромными, что ты себе самой кажешься страшно маленькой.
Тогда я совсем отчаялась и позвонила в квартиру напротив. Мне открыла женщина, которую я часто вижу в молочном магазине, но она меня не знает, потому что мы все живем в новом доме и не перезнакомились еще.
Я очень обрадовалась, что мне открыла женщина, а не мужчина, потому что с женщиной легче говорить о таких вещах, и я ей на ухо сказала, что зайду на минутку, и она поняла, куда мне нужно, и спросила кто я, а я ей сказала, что живу напротив и часто вижу ее в молочном магазине, но не знакома с ней, потому что мы все живем в новом доме и еще не перезнакомились, а в это время по лестнице поднимался один симпатичный старичок с бородавкой на носу, которого я один раз видела, когда платила за квартиру, и женщина сказала этому старичку, что какие теперь пошли нахальные соседи, которые у себя в квартирах не следят за канализацией и бегают к чужим людям, а старичок покачал головой, и я думала, что умру от стыда, и помчалась вниз по лестнице, и мне уже все равно нужно было брать такси.
Когда я Капе рассказала про этот случай, она сказала, что такое может случиться и в коммунальной квартире, потому что у них, например, на одно место общего пользования приходится шестьдесят три жильца и вечно стоит очередь, но я ей возразила, что в нашем социалистическом обществе в таких случаях люди уступают очередь, потому что только в капиталистическом мире человек человеку волк, и все это оттого, что они живут в отдельных квартирах.
Ознакомительная версия.